Гарденины, их дворня, приверженцы и враги

- Такой ли теперича век, чтоб посты разбирать, - сказал Федотка, вспоминая свои разговоры с Николаем, - достаточно хорошо известно, кто их обдумал.

Но Наум Нефедов не обнаружил склонности к вольнодумным соображениям.

- Там кто ни обдумал, а у нас сплошь молоко, - сказал он. - Али насчет страху... Живут, примерно, господа в вотчине. Сколько ты напримаешься испугу по случаю господ? Мороз ли, дождь ли, ты завсегда должен без шапки. Идешь мимо барского дома - опять шапку долой. Так ли я говорю?

- Точно так-с, Наум Нефедыч. Насчет шапок у нас ба-а-алыпая строгость!

- Ага! Но у купцов и в заводе нет без шапок стоять.

Али насчет веселья молодого человека... Что у вас в Гарденине? Монастырь! Но у нас с самой ранней весны и до поздней осени не переводится народ на хуторе. Начнется полка, одних девок сот до семи сгонят. Тут, брат, умирать не захочешь от нашей хуторской жизни... Вот ты и подумай об эфтом.

Наум Нефедов пристально взглянул на Федотку и, заметив, что тот достаточно раскис от его искусительных речей, многозначительно крякнул и спросил вполголоса:

- А что, парень, дюже строг Кролик? На вожжах не зарывается? Не пужлив?.. Как, примерно, сбой... не сигает, прямо становится в рысь, аль с привскоком?

Но Федотка тотчас же спохватился.

- Не могу знать, Наум Нефедыч, наше дело подначальное-с, - ответил он с обычным своим скромным и почтительным видом. - Скажут запрягать запрягаем, а насчет чего другого прочего мы неизвестны-с.

Наум Нефедов незаметно поморщился.

- Гм... известно, что подначальное твое дело, - сказал Он, - я ведь это, парень, так себе... больше от скуки спрашиваю. Мне все равно. Ты там в случае чего не болтай Ефиму Иванову... Мало ли о чем говорится! - Он потянулся, зевнул с видом равнодушия и встал, чтобы идти в горницу. И уж вполоборота спросил Федотку, плутовски подмигивая глазом: - А у вас на хватере... тово... приманка есть ловкая!

- Маринка! - догадался Федотка, в свою очередь осклабляясь.

- Маринка, что ли. Ты как насчет ей... не прохаживался? Аль, может, Ефим Иваныч старину вспомнил? Он ведь, не в укор ему будь сказано, ход°к был по эфтим делам.

- Похоже как быдто... Похоже, что прилипает.

- Ой ли ? Хе, хе, хе, знай наших... Ну, да ведь и девка же язва.

Федотка, поклонившись Науму Нефедычу, тоже отправился домой. А Наум Нефедов как вошел в горницу, так и сделался сумрачен. И велел позвать своего поддужного, запер за ним дверь на крючок и шепотом сказал:

- Ну что, малый, как Маринка?

- Что ж, Наум Нефедыч, Маринка за четвертной билет удавиться готова.

- Гм... Ох, не по нутру мне эти каверзы! Вот что, Микитушка, переговори с ней, с собачьей дочерью: покамест ничего не нужно, только чтобы дала слушок, как Ефим на проверку поедет. До тех пор опаслив, цыганская морда, никаких нет силов! Вчерась вижу - поворотил на дистанцию... стой, думаю, будет прикидывать. Побежал я, вынул часы, вон уже шагом пустил!.. Экий разбойник!..

Но эдак на глаз - огромнейшая рысь!.. И чего он не проверяет, чего на часы не прикидывает., аль уж вполне надеется? Ах, грехи, грехи!

- А Маринка здорово его обвела! Сулил платье ей шелковое...

- Шелковое? Ах, пес тебя задави... значит, много надежды в человеке!

- Но к лошади, говорит Маринка, подступу нет. То ись на тот случай, ежели срествия какого... Поддужный, говорит, еще отлучается, а кузнец у них есть, так этот кузнец словно гвоздем прибит, - так и околевает в конюшне.

- Отлучается он, закарябай его кошки! Пытал, пытал, хоть бы словечко проронил какое. Твердый народ подобран. Да что к лошади подступаться... я греха на душу не возьму. Приедет хозяин, пускай как хочет, а я греха не возьму. Только чтобы проверки не прозевать, только увериться, сколь он страшен, а уж там хозяйское дело. Скажи ей, паскуде: подаст слушок - прямо зелененькую в зубы, а уж в рассуждении, что будет дальше - что господь. Да смотри, Ефима-то опасайся! Дознается - сохрани бог.

Федотке приходилось идти мимо домика, в котором квартировал Сакердон Ионыч. Старик был один и тоже сидел на крылечке, от времени до времени понюхивая табачок и задумчиво смотря в сторону степи и завода. Федотка поздоровался с ним.

- Где был? - спросил Сакердон Ионыч.

Федотка сказал. Ионыч возгорелся любопытством:

- Это зачем?.. Подь-ка, друг, сюда.

Федотка почтительно остановился у ступенек.

- Иди-ка, иди, - прошамкал старик, - присаживайся.

Вот на лавку, на лавку-то... Рассказывай, что тебе пел Котат Котофеич?

Федотка сел и с полною откровенностью передал Ионычу весь свой разговор с Наумом Нефедычем. Старик выслушал внимательно, пожевал губами, запустил здоровенную понюшку в правую ноздрю, - левая уже не действовала, - и сказал:

- Ишь ведь пролаз! Не мытьем, так катаньем норовит...

А ты молодец, хвалю. Понимаешь, к чему он клонил, иродова его душа?.. Ох, грехи, грехи! Будь попасливей, друг.

Зря не якшайся с кем попало... сказано - береги честь смолоду. Ведь ишь обдумал, окаянник... прельщать! Ну погоди, ужо я с тобой поговорю, с искариотом.. Купцы, купцы! Сам-ат продался и думает, что все деньгами достается.