Гарденины, их дворня, приверженцы и враги

- О, я очень люблю читать. Но негде доставать книги-с. Вот у волостного писаря "Евелину де Вальероль" выпросил, но между прочим без конца. Ужасно интересно, а все без конца как-то неловко-с.

- Гм... - Косьма Васильич пыхнул папироской. - А журналов не читаете?

- "Журнал коннозаводства" получаем... Только редко читаю. Еще "Сын отечества"... Фельетонная часть бывает иной раз ужасно интересная.

- Ну, а эдакие серьезные журналы? Ежемесячные?

"Дело", например?

- Нет-с, не случалось, - с живейшим сожалением ответил Николай. До сих пор он весьма смутно понимал, что такое журналы, и никогда не видал их.

- Напрасно. В ваши годы непременно нужно развиваться. Вот есть стремление сочинять... Однако же сюжет не соответствует. Рифмовка не беда, но сюжет-то ваш относится к эстетике. В нонешнем веке сюжеты предпочитаются гражданские. Надо развиваться, молодой человек.

Николай молчал, жадно вслушиваясь в каждое слово Косьмы Васильевича.

- Если желаете, я могу вас снабдить: у меня абонемент в библиотеке, продолжал тот. - Приезжайте как-нибудь, буду рад. Я молодое поколение люблю. Слышали об Илье Финогеныче? Купец, но просвещенный субъект вполне, отличную библиотеку завел. Будете в городе, непременно познакомьтесь. Есть у меня и собственные книги:

два шкафа-с. Разумеется, подбор не особенный, - есть между прочим и Вальероль, однако могу снабдить и Дарвином.

- Роман-с?

N - О нет, напротив. Рассказывается, в каком, например, смысле человек из обезьяны проистек. Такое и заглавие:

"О происхождении человека".

- Но как же из обезьяны, Косьма Васильич, ежели человек сотворен в шестой день из персти?

Косьма Васильевич засмеялся и ответил словами, весьма похожими на те, которыми Агей Данилыч потешал Гарденино. Однако же в устах Косьмы Васильича эти слова имели совсем другое значение для Николая, тем более что Рукодеев закончил опять в высшей степени любезным обращением:

- Право, не хотите ли папироску, Николай Мартиныч?

В это время вошел Мартин Лукьяныч и еще в дверях низко поклонился Рукодееву. Рукодеев встал, отрекомендовался. Николай вскочил со стула.

- Вот мы тут с молодым человеком о литературе рассуждаем, - сказал Косьма Васильич, - прошу приехать ко мне. В нонешний век вся надежда на молодое поколение.

Надо их развивать, развивать.

- Очень благодарю-с. Он у меня любит почитывать.

Но негде взять-с... Из барской библиотеки, сами изволите знать, неловко. Я вот и сам охотник до книг, а негде. Ничего не поделаешь.

- Сделайте милость, ко мне. У меня много-таки, могу похвастаться.

- Очень благодарю-с. Если есть исторические романы, премного обяжете. Ужасно, признаться, люблю историческое чтение. С молодости Зотовым, бывало, зачитывался... "Таинственный монах", например... Теперь уж как-то и не пишут таких книг. До чего забывался - COBCCTHQ вспомнить-с: живши у хозяина в мальчиках, свечи крал, чтобы читать. Ей-богу-с!

- Я вот -советовал Николаю Мартинычу. Книг много.

- Очень благодарю... Благодари, Николай. Он у меня любознательный паренек. Вы напрасно его по отчеству, Косьма Васильич, - молод еще. Покорно прошу чайку...

Вот, слышишь, Николай, как о тебе заботятся? Это надо чувствовать. Бери стакан. Вот на праздниках возьми лошадей и можешь съездить... Дадут читай. Лучше, чем баклуши-то бить. Можете себе вообразить, до чего набаловался: из конюхов приятелей себе заводит-с!.. Я, брат, смотрю, смотрю, да и взыщу.

- А не напрасно, Мартин Лукьяныч? - снисходи тельно улыбаясь, возразил Рукодеев. - Конечно, не следует опускать себя, но в нонешнем веке во всяком разе гуманность требуется. Все мы, так сказать, братья, и потому мужик входит в то же число. Было время, его и продавали, а теперь все граждане. Вы как полагаете, Николай Мартиныч?

- Я так полагаю, что ваши слова совершенно справедливы, - мужественно ответил Николай.

- Ну, уж ты бы не совался, - сказал отец.

- Как же, папенька, государь император освободил - и вдруг вы против!

- Поди, поди, поговори еще.

- А почему же, молодой человек, вашему папа и не иметь собственного мнения касательно эмансипации? - посмеиваясь, спросил Рукодеев.

- Как же можно-с!

- Ну, а почему?

- Потому все мы - подданные.

- Но во всяком разе не рабы. Как вы руководствуетесь в этом сюжете?

- Сроду родясь рабами не были, - с гордостью сказал Мартин Лукьяныч. Еще прадед мой - царство ему небесное! - был мценским мещанином. Не высокое звание, но все ж таки не хам.

- А ежели не рабы, - продолжал Рукодеев, не спуская смеющихся глаз с Николая, - то уповаем больше на свой интеллект, а отнюдь не как прикажут.

- Так-с, - ответил Николай в недоумении.

- И ежели ваш папа не может чего одобрить, ужели ему одобрять потому, что он в подданстве?

Николай молчал.

- Вот то-то, балаболка, - заметил отец, - говорю: не суйся. С богом прекословить не могу - это правильно, но земной бог над душою не властен.

Но Рукодеев и на это утверждение не упустил возразить.