Ефим отдал Федотке часы и приказал стоять у столба. Затем подъехал к столбу, немного постоял, как бы дожидаясь сигнального звонка, и вдруг шевельнул вожжами. Кролик ринулся, как из лука стрела, и пошел и пошел… Спицы лакированных колес переливались по заре точно искрами… Наум смотрел прикованными глазами… В груди у него сильно стучало. Вот перед концом первого круга Ефим сгорбился, перевел вожжами — Кролик сердито тряхнул мордой, сделал огромный прыжок… другой… третий… четвертый… ровно столько, сколько полагалось по правилам. Наум только ахнул: он и во сне не видывал такого изумительного сбоя. И на каждой версте это повторялось с отчетливостью и аккуратностью заведенной машины.
— Тпррр!
Три версты были кончены. Кролик стоял, слегка поводя боками.
— Много ли, Федотка? — крикнул Ефим.
— Ловко, дяденька! — с восторгом ответил Федотка, — секунт в секунт без сорока шести!
— Ха! Ну, пускай-ка теперь Наумка попрыгает, — злобным и дрожащим от скрытого волнения голосом сказал Ефим.
Наум давно уже сосчитал на своей машинке пять минут четырнадцать секунд и страдальчески промычал. Все было кончено. Наибольшая резвость, которую мог развить Грозный, была пять минут сорок секунд, да и то при всех благоприятных условиях. «Нет, видно, придется взять грех на душу, — подумал Наум, — видно, надо перетолковать с чертовой девкой… Да и то сказать: не согрешишь — не покаешься!» — и с невольным восхищением еще раз посмотрев на Кролика, прошептал:
— Ишь, какого дьявола вырастили, пусто бы вам было там, в Гарденине!
VI
Ярмарка. — «Столичный человек». — Куклы, патриотическая пляска и девица Марго. — Мытарства Онисима Варфоломеича. — По адресу железной дороги. — Сонное царство. — Дети и маляр Михеич. — Знакомство Николая с Ильею Финогенычем.