Гарем

— Что испытать? — интерес Эйприл был неподделен.

— Приключения!

Глаза Эйприл стали совсем круглыми. — Кто, как не я, готов встретить опасность лицом к лицу? Кто на свете больше меня жаждет приключений? — Эстер откинула голову, расправила плечи.

Порыв прохладного соленого ветра освежил ее щеки, проник за вырез платья. Она глубоко вдохнула морской воздух.

— Ты знаешь, что я вместе с братом брала уроки фехтования и могу защитить себя. Я согласна принять вызов от любого мужчины и с ним сразиться. Но нет, эта ханжа-королева спроваживает меня в дряхлую Францию, изъезженную вдоль и поперек. И для чего? Чтобы я родила наследника какому-то уродливому графу.

— А я благодарна судьбе и нашей королеве, что отправляюсь в цивилизованную страну, — попыталась поспорить Эйприл. — Да и граф де Белью не так уж плох. Давай еще раз взглянем на миниатюру. Она при тебе?

Эстер запустила руку куда-то в глубины своего дорожного плаща, пошарила в бесчисленных карманчиках и наконец извлекла на свет божий заключенное в изящную овальную рамку миниатюрное изображение французского дворянина.

С портрета на девушек глядел граф Савон Форжер де Белью, тридцати лет от роду, с рыжеватой и изрядно поредевшей шевелюрой и такого же цвета усиками под выпирающим вперед хищным носом. У него было худое, словно изможденное страданиями лицо, а глаза черны, как самая темная ночь. Что выражают эти глаза, понять было невозможно, но то, что в них нет и искорки добра, ясно было сразу.

— Он хорош собой, разве ты не находишь, Эстер? — воскликнула Эйприл, весьма неумело пряча отвращение, которое невольно вызывала в ней внешность де Белью. Изо всех сил она старалась подбодрить кузину. — Просто художник был несправедлив к нему. Может быть, он почему-то рассердился на графа и рукой его водил неправедный гнев. Как легко какому-то мазиле исказить то, что он видит перед собой в натуре.

— Не умничай, Эйприл! — резко оборвала ее Эстер. — И не лги ни мне, ни себе. Художник рад был бы польстить графу, но это не так-то просто сделать. Мой нареченный вылитый хорек, таким он и получился на портрете. Я не могу смотреть в эти непроницаемые глаза. В них нет ничего человеческого. Так и кажется, что в этом графе живет только желание расправиться с какой-нибудь жертвой.

— Не суди о человеке по его внешности, — слабо возразила Эйприл.

На разумный совет кузины Эстер ответила высокомерно:

— Если я при встрече с ним пойму, что не ошиблась, то поступлю так же, как сестрица Бригитт, — сбегу от жениха.

Капитан Арманд прервал их беседу, предварив свое вмешательство легким вежливым покашливанием.

— Миледи Эстер, наступило время спуститься вам вниз. Напоминаю, что здесь, на корабле, хозяин — капитан, и извольте мне подчиняться.

Даже в самом диком кошмаре он не мог вообразить, что ему придется ублажать и уговаривать какую-то норовистую английскую пигалицу. Его самолюбие было уязвлено, а дурные предчувствия занимали ум. Женщина на корабле непременно несет беду. Он сам не сознавал, почему присутствие этих англичанок так раздражает его, но он был в ярости.

Эстер безуспешно выискивала взглядом береговую линию, но та уже сровнялась с гладью океана. Англия исчезла из жизни Эстер, если не навсегда, то, во всяком случае, на долгое время.

Тревога охватила девушку, хотя, конечно, она бы в этом никогда не призналась. Эйприл прижалась к ней, ища в более сильной духом подруге поддержку и защиту от грядущих реальных и воображаемых опасностей.

— Что ж, отлично, — заявила Эстер, не теряя достоинства, — проводите нас, сэр.

Далее спорить и ссориться с капитаном не имело смысла. Ведь им предстояло долгое совместное плавание.

Капитан Арманд вздохнул с облегчением. Хоть какой-то малости он все-таки добился.

Он распахнул перед английскими леди узкую дверь и показал тесное помещение, где им предстояло томиться, пока корабль преодолеет Бискайский залив, узкое горлышко Гибралтара и самый опасный участок пути по Средиземному ласковому морю до Марселя.

Каюта, куда без всяких проявлений галантности, поспешно и весьма бесцеремонно втолкнул девушек капитан Арманд, едва ли размерами превосходила конюшенное стойло.

— Это будет вашим домом на ближайшие две недели, — пояснил он.

Тесное пространство освещалось через крохотное круглое оконце. К выгнутой стенке под иллюминатором крепилась узкая койка, середину пространства занимал столик, также прикрепленный ножками намертво к доскам пола. Никаких стульев здесь не подразумевалось. Сундучки, заполненные пожитками юных леди, расставили вдоль боковой переборки, и протиснуться между ними и столом было нелегкой задачей. Над сундуками был подвешен на веревочных петлях к крюкам, вбитым в переборки, кусок грубой парусины.

Эстер ткнула в него кулачком, и он качнулся в ответ, чуть не задев ее по носу.

— Что это такое?

Капитан Арманд позволил себе улыбнуться.

— Это гамак. Ваша служанка будет в нем спать.

— Я буду спать в гамаке, — тотчас заявила Эстер, взглянув на изменившееся лицо своей кузины. — Гамак выглядит более удобным, чем эта узкая койка.

Капитан не стал возражать, а только пожал плечами.