Гарем

Теперь Малик уже не шутил, а обращался к пленнице со всей серьезностью:

— Ты — моя добыча, и твоя рабыня — тоже. Так что извольте обе мне подчиняться.

Эстер опять вздернула свой нахальный носик.

— У нас в Англии нет рабства, нет рабов и рабынь. Наши слуги, — будь то мужчины или женщины, — свободные люди.

— Но ты больше не в Англии, крошка, — не дожидаясь ее очередного выпада, он приказал ожидающим его распоряжений пиратам: — Опустошите эту посудину до самого дна — до последней монеты и тряпки. Простукайте все переборки и загляните во все тайники. Не мне вас учить, как поступить с остальным грузом. — Он вновь обернулся к Эстер: — Пойдешь ли ты со мной добровольно?

— Нет.

— Участь, что ждет варварское отребье на этом обреченном корабле, не для глаз столь деликатной леди. Или ты предпочитаешь лицезреть, как матросов и капитана будут вешать, рубить на куски, а их мясом кормить средиземноморских акул?

Малик был вполне искренен, предлагая избавить юных девушек от подобного зрелища.

— Я заберу вас на свой корабль — тебя и твою рабыню-кузину.

— Нет, — возразила Эстер по инерции.

— Значит, ты хочешь стать свидетельницей того, как совершается правосудие в Оттоманской империи?

— В пиратской империи.

— Уже за эти слова ты достойна казни. Впрочем, — Малик пожал плечами, — за неведение и за красоту ты можешь быть помилована. Тогда набирайся мужества и смотри!

Первой жертвой был коротышка-капитан. Он пал даже не на плахе. Обнаженные до пояса, мускулистые, как борцы, турки приподняли его за руки и за ноги, а ловкий палач отсек ему голову кривым мечом. Турки тотчас расступились, чтобы кровь неверного, хлынувшая на палубу, не попала на них.

Глаза Эстер, дотоле сверкавшие гневом, потускнели, подернувшись пеленой. Она еще держалась на ногах, но это стоило ей больших усилий.

— О, папа! — пробормотала девушка, обращаясь к единственной, но навсегда потерянной ею опоре, примеру силы воли и храбрости.

Сказав это, она упала в обморок. Малик, ожидавший подобного развития событий, успел подхватить ее обмякшее тело и осторожно опустил на палубные доски.

Эйприл оттолкнула гиганта, загораживающего ей путь, нанеся ему удар в самое чувствительное место ниже пояса, и упала на колени возле госпожи.

— Что ты с ней сделал, негодяй? — обратила она к предводителю пиратов свое разъяренное личико. Малик тотчас распорядился:

— Хватит скалить зубы, Рашид, иначе она превратит тебя в евнуха. Возьми эту птичку на себя, а я займусь другой крошкой.

Малик поднял на руки бесчувственную Эстер, перекинул ее через плечо, словно мешок, и направился на корму, где железными крюками удерживал свою добычу пиратский корабль. Рашид поступил с Эйприл точно так же, и девушка, исчерпав весь запас храбрости, тоже впала в беспамятство.

Очнулись они обе в новом месте и одновременно. Для Эстер было великим облегчением увидеть перед собой кузину живой и без видимых повреждений.

И Эйприл была счастлива, что ее госпожа очнулась.

— Как ты себя чувствуешь?

— А ты?

— Лучше, чем бедный капитан Арманд. Ему пришлось совсем плохо.

Эйприл была довольна, что ее госпожа изволила пошутить, пусть и на такую мрачную тему. Значит, с ней все в порядке, значит, бодрость духа не оставила ее.

Эстер осторожно огляделась. Каюта, куда заключили пленных девушек, была залита мягким светом масляных ламп, сквозь два круглых иллюминатора, задернутых тончайшим полупрозрачным шелком, проникали робкие солнечные лучи. Эта каюта выглядела несравнимо роскошнее, чем убогое стойло, предоставленное девушкам на французском корабле.

Во всяком случае, здесь нашлось место не только для приличных размеров кровати, но и для столика с двумя стульями. Ложе, составленное из пухлых и богато расшитых подушек, заменяло жалкий гамак, на котором провела несколько ночей Эстер.

— Кажется, что турецкая тюрьма комфортабельней, чем покои, предоставленные французским графом своей невесте.

Эйприл указала на сундуки, сложенные в углу просторной каюты.

— Они доставили сюда наши пожитки.

— Не радуйся, — предупредила кузину Эстер. — Все наше имущество — это теперь пиратская добыча. Они достаточно расчетливы, чтобы разбрасываться даже женскими тряпками. Все прибирают к рукам…

Дверь внезапно распахнулась, и на пороге появился Малик. Он продолжил по-английски оборванную Эстер фразу:

— …и ничего и никого из рук не выпускают. — Затем он перешел на французский, на котором ему явно было объясняться привычнее: — Счастлив видеть, что ты уже пришла в себя, красавица. Я убедился, что жестокость глубоко ранит твою нежную душу, и в следующий раз не совершу подобной ошибки.

— Что вы сделали с французским кораблем и его экипажем? — задала вопрос Эстер.

— Не настаивай, я все равно не отвечу. Давай побеседуем о более приятных вещах, моя красавица.

— Я не ваша.

— Ты моя по праву победителя, — возразил Малик.

— Мой жених заплатит за меня щедрый выкуп.

— О выкупе не может быть и речи.

— Что ты возомнил о себе, поганый язычник? — вскинулась Эстер.

— Заткнись!