Гарем-академия 1. Чистильщица

Когда она только прочла сообщение Инге, ей сгоряча сразу представилось, что какая-нибудь тварь выбралась из клетки, нанесла ему страшную рану, и он зовет сестру, то ли чтобы проститься, то ли чтобы она увезла его домой — умирать в родных стенах. Но пока трамвай тащился мимо Академии и Университета (а они занимали целых четыре остановки!), она немного поостыла.

Инге был очень скромным и чувствительным молодым человеком, из тех, кто будет в школе на уроке молчать и стесняться, даже если знает правильный ответ. В детстве эта черта проявляла себя меньше, но после гибели родителей он настолько замкнулся в себе, что мог целыми неделями не произносить ни слова. Все это создавало множество неудобств. Например, с точки зрения закона именно он, а не Даари считался главным наследником их квартиры — и, следовательно, должен был утрясать все дела с домовладением и налогами. До его совершеннолетия, конечно, Даари являлась опекуном и могла действовать более-менее свободно, но после пришлось оформлять дорогостоящую доверенность, которая на три месяца пробила солидную брешь в их скромном бюджете.

В школе Инге учился не блестяще, но провальных оценок не имел, а значит, мог бы попросить у директора рекомендацию в вуз по квоте для сирот. Но не попросил: не сумел.А когда Даари пошла просить за него, ей вежливо отказали: мол, мы понимаем, какие надежды вы возлагаете на брата, глава семьи все-таки — но, увы, при его способностях ничем помочь не можем.

Короче говоря, Даари даже не могла представить, при каких обстоятельствах он стал бы слать такое паническое сообщение — разве только небо на землю рухнуло бы. Но, немного успокоившись, решила, что если Инге просил заехать к нему на работу, да еще с формулировкой «если отпустят пораньше» (что имело смысл: смены Инге в зоопарке были на два часа длиннее, чем смены Даари в Управлении), значит, не все так страшно. Все-таки каким бы скромником он ни был и как бы ни протестовал, с тяжелой травмой его бы увезли на «Скорой», а с умеренной — оказали бы первую помощь и отправили домой.

Поэтому к зоопарку Даари подходила уже успокоившись.

В будний день да еще в рабочее время толпы тут почти не было. Даари без помех миновала огромные, широко распахнутые ворота, украшенные изображением журавлей и павлинов, затем, не подходя к центральной бамбуковой роще (там жили гигантские черепахи вместе с несколькими видами нелетающих птиц), сразу свернула налево. Вообще-то дорожки в зоопарке петляют и перекрещиваются, прежде чем попадешь в нужное место, волей-неволей пройдешь мимо большей части клеток и загонов. Но для работников устроены незаметные тропинки, замаскированные живыми изгородями и клумбами. Даари и Тарик несколько раз навещали тут брата — родичи работников раз в месяц могли приходить в зоопарк бесплатно — и он им некоторые из этих ходов показал.

Поэтому, проскочив через узкий проход в красных по осени кустах, Даари оказалась сразу в Нечистой секции. Тут вместо свободных вольеров, отделенных от зрителей рвами либо решетками, на газонах стояли огромные кубы и параллелепипеды из прозрачного «теплого льда» — магического материала, который не поддавался большинству видов магического воздействия. Но тех созданий, которые могли бы разрушить теплый лед, конечно же, в зоопарке не содержали.

Поверхность клеток не нарушали даже вентиляционные отверстия, так как воздух подавался внутрь магическим. Единственное, что выделялось на передней панели каждой клетки — небольшой контейнер размером с почтовый ящик. Там содержалось вещество, впитывающее излишки магической энергии, вырабатываемой каждым существом. Содержимое ящичков заменяли каждый день и продавали за небольшие деньги, так как «выход» от нечисти был не очень. «А иначе, — сказал как-то Инге, — их бы содержали не в нашей маленькой секции, а на огромной разводной ферме!»

Как всегда, взгляд Даари невольно зацепился за небесных скатов. Эти создания с раскрытую книгу размером занимали самый большой куб — просто потому, что их тут жила целая стая. Инге рассказывал ей, что когда ученые ищут кандидатов на разумную нечисть, скаты упоминаются чаще всего.

Сейчас, как и почти всегда, если исключить время кормления, плоские существа висели в гигантском объеме своей тюрьмы, безучастные ко всему — кто-то выше, кто-то ниже, кто-то у самой земли, а кто-то под потолком. Края их плоских тел лениво колыхались. Непонятно было, как они удерживаются в воздухе. На морских скатов эти существа походили только формой. Как известно, у всякой нечисти в облике есть что-то радужное: либо перья, либо мех, либо клюв, либо панцирь. Скаты все, целиком, отливали перламутром, и на ярком осеннем солнце по ним пробегали радужные блики. Иногда эти блики складывались в странные формы, мучительно напоминающие письменные знаки, как будто скаты пытались наладить общение с людьми, но чего-то всякий раз недоставало. Именно это побуждало ученых многих поколений упорно отыскивать в них разум.