— Она сказала, что если я ей не верю, она готова умереть. И что в тот момент, когда языки пламени коснутся ее, я пойму, виновата она или нет. И она взошла на костер… И сгорела.
Пламя единственной свечи плясало в ее глазах.
— И что? — осторожно спросил я. — Ты поняла?
— Рай не ошибается, — сухо отчеканила Джи. — Что бы я себе ни придумывала.
И затушила свечку.
Казалось, полумрак остального ресторана окутал и нас.
— Раз ты желаешь мне добра, — после паузы заговорил я, — зачем зовешь меня в рай?
Джи молча перевела взгляд на меня.
— Я слышал про твою Жанну, — ровным тоном продолжил я, — читал про нее. Она на самом деле была хорошей, честной, верной и доброй. А они ее просто пустили в расход, потому что им так было удобно. Кого тебе подсовывают взамен? Таких, как Миссия? Сама же понимаешь разницу. Сама же видишь, в ком из них настоящее добро…
С каждым моим словом она хмурилась все сильнее, но не возражала — потому что я озвучивал ее мысли, которые она сама не решалась у себя обнаружить. Потому что иначе не смогла бы верить в это
— Если бы ты считала, что тогда они были правы, — подытожил я, — ты бы не праздновала этот день.
Ничего не сказав, Джи отрывисто подхватила недопитую бутылку и прижала горлышко к губам, словно заливая мои слова, давя их внутри — как уже много лет давила саму себя. Так давила, что когда ее взрывало от напряжения, вместе с ней мог взорваться целый мир.
— Почему ты еще с ними? — я не сводил с нее глаз. — Они не считаются с тобой, не уважают тебя, не любят…
— Да что ты понимаешь!..
Бутылка брякнулась на стол, раскидав красные брызги по скатерти.
— Знаешь, какой моя жизнь была до рая? — бестия сверкнула глазами. — Меня вообще все ненавидели! Никто со мной не говорил, только кричали! А они дали мне доброту! Заботу! Я никогда не чувствовала такого прежде!..
— Однажды, — максимально спокойно произнес я, стараясь присмирить и ее, — жители одной страны за стеклянные бусы купили другую. Потому что местные не понимали цены этих бус и не видели ценности собственных земель. Вот так и с тобой. Ты не знала цены добра и заботы, а потому и перепутала их с приказами и правилами. Добро и забота
Не находя, что возразить, она все сильнее сжимала стоящую на столе бутылку. Казалось, стекло вот-вот треснет, и красные капли зальют все вокруг. В это миг я чувствовал себя как змей-искуситель на Древе познания, каждым словом подтачивая ее веру в это пресловутое райское
— Ты когда-нибудь пробовала яблоки?
— Яблоки есть нельзя! — отчеканила она. — Это правило.
— Об этом и речь. Но что случится, — мой голос звучал все вкрадчивее, — если его нарушить?
Не дожидаясь ответа, я потянулся к стоящей рядом с ней лакированной коробочке и нажал на кнопку. Через пару мгновений к нашему столу подошел официант.
— Что вам угодно?
— Принесите нам яблок, — сказал я.
Не удивившись пожеланию, он тут же принес корзинку красных яблок — таких сочных и спелых, что ими бы восхитилась даже Лилит. Некоторое время, Джи подозрительно их рассматривала, словно ожидая, что кожура вдруг разверзнется и наружу выползет что-то гадкое, страшное и максимально
— Знаешь, — я кивнул на корзинку, — почему их нельзя?
— И почему? — пробурчала она, все еще с опаской их разглядывая.
— Возьми да попробуй, — я взял одно и отправил к ней.
Джи сурово оттолкнула его бутылкой, не рискнув даже коснуться.
— Яблоки есть нельзя, — повторила она.
Хмыкнув, я подхватил его со скатерти и смачно откусил.
— Между прочим, — хрустя фруктом, заметил я, — очень вкусно!
Теперь она смотрела на меня с той же опаской, что до этого на яблоки, будто ждала, что на моей голове внезапно прорастут дьявольские рожки. Ну вот что за цирк — ты ж сама из ада! Я откусил еще, всем видом демонстрируя, что ничего вкуснее нет. Не выдержав, Джи вновь прижала бутылку к губам и полила в себя остатки вина. К слову, пить в раю можно — еще бы, иначе там не выжить.
— А нельзя их, — продолжил я, — потому что, попробовав, ты поймешь, что нет ничего глупее, чем это “нельзя”. Хочешь?
Я протянул ей яблоко, и она чуть не подавилась. Бутылка грохнулась на стол, чудом не разбившись. Последние капли вытекли на скатерть тонкой красной струйкой.
— Нельзя! — бестия резко оттолкнула мою руку. — Правила нарушать нельзя! Это рушит порядок! Рушить порядок не…
Я уже не мог слушать про этот долбаный порядок. Отбросив надкушенное яблоко, я схватил свою тарелку и с размаху треснул ее об пол. Звон разбившегося фарфора разнесся по всему пустому залу. Джи мигом осеклась и уставилась на меня. Под ее недоумевающим взглядом я спокойно взял еще одну тарелку и отправил следом, усилив звон.
— Зачем? — пробормотала она.
— Потому что бить посуду