Гарем. Реальная жизнь Хюррем

Охотничьи собаки подняли куропатку из ее гнездовья в полыни. Та взмыла из укрытия, отчаянно хлопая короткими крылышками. Ибрагим со смехом поднял левую руку в тяжелой кожаной перчатке. Сокол-сапсан его трепетал от возбуждения.

Ибрагим снял колпак, и во мгновение ее золотого ока птица ринулась в небо за добычей, а Ибрагим и Сулейман пришпорили коней и устремились следом.

Сокол сложил крылья. Только что реял в воздушных потоках невесомый как воздух – и тут же упал с неба камнем. Куропатка в панике забила крыльями еще отчаяннее, но без единого шанса ускользнуть; сапсан обрушился на добычу свыше, взметнул тучу перьев, и удар когтей его по спине жертвы был столь мощен, что та лишилась жизни прямо в полете.

В последний миг сокол разжал свою мертвую хватку и ушел в сторону, а мертвая куропатка рухнула в болото.

Ибрагим гикнул и галопом полетел к кромке черной воды. Псы его с плеском устремились за добычей прямо из-под копыт его коня, состязаясь за право принести ее хозяину.

Ибрагим глянул в небо и протянул руку в перчатке кружившему теперь над ним соколу.

На это вторжение из своего сокровенного логова в зарослях шиповника взирал вепрь, и желтые глаза его полнились ужасом. Он попытался забиться и спрятаться еще глубже – в ежевичник. С одной стороны – лай гончих, с другой – грохот копыт и возгласы лучников.

Ловушка. Выбора нет.

С яростным хрюканьем вепрь ринулся прочь из колючего кустарника.

Сулейман, заметив его, крикнул: «Берегись!» Но зверь успел ударить в бок арабской кобыле Ибрагима и вспороть ей брюхо клыком. Та заржала и осела назад в агонии. Вепрь ударил снова и вышиб Ибрагима из седла на землю.

Сулейман был в пятидесяти шагах оттуда. Выхватив из притороченного к седлу кожаного чехла свой лук, он прицелился. Первая стрела вошла вепрю в бок и завалила. С трудом встав на ноги и истошно визжа, зверь, пошатываясь, развернулся лицом к новому мучителю.

Сулейман подъехал поближе, извлекая на ходу следующую стрелу из украшенного драгоценными камнями колчана. На этот раз он целился точно за левую лопатку, чтобы стрела вошла в тушу по самое оперение, а стальное острие стрелы поразило вепря в самое сердце.

Задние ноги жертвы подломились.

Тут и другие лучники принялись вместе с ним посылать в серую тушу стрелу за стрелой, пока та не перестала дергаться, испустив последний дух. Стрелки с победными криками устремились к месту одержанной победы. К Сулейману же только теперь подоспела его личная конная стража. Игнорируя выкрикиваемые ее капитаном извинения, султан одним прыжком спешился.

– Ибрагим?

Арабская кобыла друга еще не отмучилась, а, вскочив на ноги, с ржанием металась туда-сюда, охотничьи собаки прыгали у ее ног и рвали на куски волочащуюся шлейфом за нею по грязи выпавшую из вспоротого бока лиловую требуху. Вокруг суетились янычары. Один пытался ухватить кобылу под уздцы, другой – отогнать собак бранными окриками и взмахами кылыча.

Вдруг раненая лошадь с выпученными глазами понеслась галопом прямо на него. Сулейман отпрянул, но тут на нее снова наскочили собаки, и кобыла свернула в айвовый сад.

Ошеломленный, Сулейман растерянно огляделся по сторонам.

Тут только ему на глаза и попался Ибрагим – по колено в болотной жиже, в покрытом грязью белом кафтане. Сбитый на сторону тюрбан придавал его лицу выражение безумия. Правой же рукою он потрясал поднятой над головою за окровавленную шею куропаткой.

– Вот он, наш приз! – крикнул он Сулейману.

– Я думал, ты погиб!

– Пока я под защитой моего султана, разве я могу погибнуть?

Он рассмеялся так, будто вся случившаяся дичь была игрой. И выглядел он теперь настолько самодовольным, что Сулейман невольно откинул голову и тоже расхохотался.

И вот они уже сидели в павильоне султана. Виола Ибрагима тщилась перепеть скрипучий хор болотных лягушек, а отсветы свечей рябили на складках навеса.

Восторженное возбуждение от прошедшей охоты гнало от Сулеймана всякий сон. Он сидел на диване скрестив ноги и слушая игру Ибрагима, но мыслями был далеко от музыки. Наконец-то он разрешил для себя вопрос, тревоживший его не первую неделю. Положив на одну чашу весов свой выбор, а на другую требования придворного протокола, он наконец нашел свое решение оправданным перед собственной совестью.

– Смещаю Пири-пашу с должности великого визиря, – сказал он внезапно.

Ибрагим перестал играть.

– Он в чем-то пренебрег своими обязанностями?

– Нет, дело не в небрежении. Просто я не верю в его способность по-прежнему с ними справляться.

– Но он же исправно нес службу в Диване долгие годы.

– Да-да. Некогда он, возможно, вполне соответствовал должности. Но теперь подрастерял те силы, которыми тогда обладал. Намереваюсь назначить его своим губернатором в Египте, дабы не унижать.

– Кто будет вместо него?

Сулейман ощутил себя сродни отцу, передающему семейное сокровище наследнику.

– Ты, Ибрагим.

– Я?

– Да, ты будешь моим новым великим визирем!

Сулейман ждал изъявления благодарности, но не дождался. Ибрагим обнял виолу и стал рассматривать свои ладони.

– В чем дело?