Гаремные страсти

При мысли о том, что он сделал с Шарлоттой, у Треваррена защипало в глазах, но он приписал это морской воде. Больше не раздумывая, он бросился в ненадежные морские объятия и поплыл, посылая свое тело вперед сильными бесшумными гребками. Он легко установил местонахождение спущенных с корабля шлюпок. Несмотря на непроницаемую темень, тихие звуки от опускавшихся в воду весел отдавались в его ушах, словно удары грома. Путаная, грубая речь пьяных бандитов разносилась далеко по воде.

Патрик упорно плыл в их сторону, а в памяти вставал яркий образ его любимой, его нежной Шарлотты, Этот образ служил ему неиссякаемым источником сил, он вел его вперед, не давал успокоиться. Капитан вынырнул в нескольких футах от шлюпки так неслышно, что никто из троих пиратов, сидевших в ней, не заподозрил его присутствия. В промежутке между двумя гребками он легко ухватился за край борта и стал прислушиваться к разговору разбойников. Для него не составляло труда понять их речь, хотя и говорили они по-арабски.

- Мне это не нравится,- сказал маленький жилистый разбойник, сидевший на левом весле. Голову его покрывал тюрбан. - Треваррен не мог сдаться так просто. Это ловушка.

- Ты переоцениваешь его, - возразил другой, развалившийся на носу и ничего не делавший, - наверняка это и был Рахим. - Треваррен - американец, а они только и думают, что о своих хваленых удобствах да о безопасности собственной шкуры. Он наверняка уже удирает во все лопатки, да так торопится, что вполне мог забыть прихватить с собой бабу, про которую и так ясно, что скоро ее придется отдать.

Патрика охватила ярость, но он не проронил ни звука, даже не шелохнулся.

- Американцы, конечно, любят себя потешить,- вмешался третий, ворочавший правым веслом, - но уж если их разозлить, то они становятся что кобра: преследуют до конца и бьют насмерть.

Рахим лишь презрительно хмыкнул и плюнул в воду. Поверхность ее была неподвижной и гладкой, словно покрывало на постели старой девы. Однако это вовсе не означало, что двигавшейся по этой спокойной поверхности шлюпке ничто не грозило, - над водой витала тень неотвратимой близкой смерти.

Патрик набрал в легкие воздуха, навалился на борг лодки и одним мощным движением перевернул ее. Отчаянные вопли его жертв и их попытки ухватиться друг за друга и за борт бесполезной отныне шлюпки бальзамом пролились на горевшие в душе у Треваррена раны.

Он потряс головой, вытряхивая воду из ушей, а затем обернулся в сторону грех кораблей, ожидавших у входа в бухту. На их осветившихся палубах металась масса народу, но у Патрика оставалось еще вполне достаточно времени, чтобы осуществить свой план до конца.

Несмотря на суету, обнаружить Рахима не представило для Треваррена труда, так как гот один оказался в роли утопающего. Двое его подручных намертво вцепились в борта шлюпки и вопили, призывая помощь с корабля. Они были уверены, что на них набросилось ни больше ни меньше как огромное чудовище - обитатель морских глубин и что оно вот-вот проглотит их.

Патрик вынул из ножен кинжал, бесшумно подплыл к барахтавшемуся Рахиму и схватил его одной рукой за шею. Другой рукой он приставил клинок к пиратской глотке.

В последовавшие за этим моменты Патрику пришлось пережить бешеную схватку с самим собой. Это так легко одним движением перерезать Рахиму горло и выпустить в воду его черную кровь, лишь воздавая должное страданиям Шарлотты и невинного младенца, которому уже не суждено познать великое счастье и великую боль жизни.

- Треваррен...- прохрипел пират, почувствовав у горла холодную сталь. Он перестал барахтаться и вел себя удивительно спокойно. - Клянусь Аллахом, мои люди прикончат тебя за это!

- Не пытайся прикидываться святошей, Рахим!

Патрик задыхался or ненависти и в то же время не совершал последнего, решающею движения.

Вместо этого он поплыл к берегу, по-прежнему держа кинжал у горла Рахима, которого волок за собой. Его совершенно не интересовало, чем может угрожать ему пират, ибо ничто на земле не было ему мило без его несравненной Шарлотты.

Пересечение бухты вплавь отнимало у него все силы: такая гимнастика не очень-то легко давалась ему, и в лучшие времена, а в эту ночь он к тому же не мог не ощущать последствий недавно перенесенной болезни.

Не один и не два раза за это долгое плавание Патрик вступал в жестокие дебаты с самим собой. Рахим был самым жестоким пиратом, одно его имя вызывало ужас даже в этой нецивилизованной части света. Он совершил такие злодеяния, которые не в состоянии вообразить себе нормальный человек. Так почему же Патрик до сих пор медлит, а не прикончит этого сукина сына и не отправит его на корм рыбам?!

Рахим не сопротивлялся, то ли бессознательно, то ли смиренно ожидая своей участи. Патрик не мог совершить над ним никакого насилия. Он плыл, поддерживая своего пленника, который все чаще уходил под воду, сводя на нет борьбу за его жизнь.