Гаргантюа и Пантагрюэль

Первая же поездка в Италию сильно расширила кругозор Рабле, дала ему возможность вернуться к вопросам, его занимавшим, и создать нечто гораздо более зрелое.

В 1534 году в Рим с посольством короля Франциска приехал из Франции епископ Жан дю Белле с большой свитой. Его сопровождал в качестве врача Рабле. Это был последний год понтификата Климента VII. Рабле был впервые в Италии. Прошло только семь лет после страшного разгрома, которому Рим подвергся во время войны Коньякской лиги против Испании. В городе на каждом шагу были видны следы этого разгрома: разрушенные здания, черные после пожара стены домов, и каждый из римских жителей мог рассказать десятки самых потрясающих историй о страшных майских днях 1527 года, когда Рим сделался жертвой испанцев и немецких ландскнехтов.

Первое пребывание Рабле в Италии было непродолжительным. Он выехал из Лиона в январе 1534 года, в Риме пробыл до 1 апреля, на обратном пути побывал, по-видимому, во Флоренции и вернулся в Лион 18 мая. Мы очень мало знаем о том, что он делал в Италии, с кем виделся, что читал, о чем думал. Молодость его прошла; ему было около сорока лет. Он знал много, но в Италии он получил возможность узнать еще больше, ибо общий культурный уровень итальянцев был выше и выше была их политическая ориентированность. Вернувшись на родину, Рабле напечатал еще один том своей эпопеи, где частью вернулся к тем же вопросам, которыми занимался в «Пантагрюэле», частью поставил ряд новых. Эта вторая часть была озаглавлена: «Повесть о преужасной жизни великого Гаргантюа, отца Пантагрюэля»: она вышла еще в 1534 году и сделалась таким образом первой книгой романа, отодвинув «Пантагрюэля» на место второй книги.

В прологе к «Гаргантюа» Рабле рекомендовал читателю путем внимательного чтения и усиленного размышления «разгрызть кость и высосать оттуда мозговую субстанцию» его рассказа, разгадать «пифагорейский символ», то есть тайную его мысль по вопросам «религии, равно как политики я домоводства». Из этих вопросов особенно существенными представляются нам три: о воспитании Гаргантюа, о войне между королем Пикрохолом и Грангузье, отцом Гаргантюа, и о Телемском аббатстве.

Начнем с воспитания Гаргантюа. Король Грангузье поручил воспитание своего сына схоластикам и богословам сорбоннского типа, людям старой культуры и старой науки, для которых буквоедство было главным содержанием всякого образования. Они заставляли его зубрить так, чтобы он, начиная от азбуки и кончая серьезным трактатом, мог говорить все без запинки наизусть, не интересуясь смыслом. Мальчик ничему по научился. Тогда посоветовали королю пригласить людей иного образа мыслей другой выучки. Обучение Гаргантюа было отнято у схоластиков и поручено гуманистам. И здесь, в главах, которые посвящены обучению Гаргантюа гуманистами, Рабле раскрывает в очень яркой форме свои идеалы.

Педагогика в культуре Ренессанса играла очень большую роль. Людям, создававшим новую культуру, было важно, чтобы новая культура получила в свои руки такое орудие, при помощи которого она могла бы подготовить человека с раннего его детства к восприятию этой культуры. Итальянские гуманисты XV века и теоретически обосновывали этот принцип, и практически осуществляли его. В трудах Леонардо Бруни, Верджерио, Дечембрио, Гварини была разработана целая система новой педагогики, и плоды теоретической мысли давно оживили там педагогическую практику. Была основана школа в Мантуе, во главе которой стоял энтузиаст новой педагогики Витторино да Фельтре. Эту школу называли la casa gioiosa — «домом радости».

Основные моменты педагогики, получившей завершенно-художественное выражение в романе Рабле, вполне соответствовали тем самым принципам в этой области, которые создали итальянские гуманисты и которые следом за ними разрабатывали Эразм Роттердамский и другие представители европейского гуманизма.

Рабле положил в основу общественного воспитания два принципа. Во-первых, человек должен получать не только умственное образование, но и физическое воспитание: ум и тело должны развиваться одновременно, параллельно и гармонично. Во-вторых, ни одна система воспитания и образования не может быть сколько-нибудь успешной, если в ней не чередуются различные дисциплины и если эти различные дисциплины не перемежаются — как освежающим моментом — отдыхом. Лучше всего ставить систему образования так, чтобы воспитываемый не различал, где начинается учение и где кончается отдых, и лучше всего, когда отдых и учение так чередуются между собой, что и то и другое воспринимается с большой радостью для воспитываемого. Это точка зрения' всей новой культуры, и этими принципами живет здоровая педагогика до сих пор.