– Вот теперь я могу сказать наверное, что он здоров, – объявил Панург и дал Эпистемону стакан забористого белого вина со сладким сухарем.
Так искусно был вылечен Эпистемон; он только хрипел после этого недели три с лишним, да еще привязался к нему сухой кашель, но и кашель в конце концов прошел благодаря возлияниям.
Эпистемон сейчас же заговорил и, сообщив, что видел чертей, запросто беседовал с Люцифером и хорошенько подзакусил в аду, а также в Елисейских полях, решительно объявил, что черти – славные ребята. Перейдя же к рассказу о грешниках, он выразил сожаление, что Панург слишком рано вернул его к жизни.
– Мне было весьма любопытно на них поглядеть, – признался он.
– Да что ты говоришь! – воскликнул Пантагрюэль.
– Обходятся с ними совсем не так плохо, как вы думаете, – продолжал Эпистемон, – но только в их положении произошла странная перемена: я видел, как Александр Великий чинил старые штаны, – этим он кое-как зарабатывал себе на хлеб.
Ксеркс торгует на улице горчицей[442]
,Ромул – солью,
Нума – гвоздями,
Тарквиний сквалыжничает,
Пизон крестьянствует,
Сулла – паромщик,
Кир – скотник,
Фемистокл – стекольщик,
Эпаминонд – зеркальщик,
Брут и Кассий – землемеры,
Демосфен – винодел,
Цицерон – истопник,
Фабий нанизывает бусы,
Артаксеркс – веревочник,
Эней – мельник,
Ахилл захирел,
Агамемнон стал блюдолизом,
Одиссей – косец,
Нестор – рудокоп,
Дарий – золотарь,
Анк Марций – конопатчик,
Камилл тачает башмаки на деревянной подошве,
Марцелл шелушит бобы,
Друз щелкает миндальные орехи,
Сципион Африканский, в одном сапоге, торгует на улице винной гущей,
Газдрубал – фонарями,
Ганнибал – яйцами,
Приам – тряпичник,
Ланселот, Рыцарь Озера, сдирает шкуры с павших лошадей,
Все рыцари Круглого стола – жалкие поденщики, служат гребцами на переправах через Коцит, Флегетон, Стикс, Ахерон и Лету и катают господ чертей: словом, они вроде лионских лодочников или же венецианских гондольеров, с той только разницей, что за перевоз они получают щелчок по носу, а вечером – заплесневелую краюху хлеба,
Траян ловит лягушек,
Антонин – лакей,
Коммод мастерит разные вещицы из гагата,
Пертинакс щелкает лесные орехи,
Лукулл – повар,
Юстиниан – игрушечник,
Гектор – кухонный мужик,
Парис – голодранец,
Ахилл убирает сено,
Камбиз – погонщик мулов,
Артаксеркс – лудильщик,
Нерон – скрипач, а Фьерабрас у него слугой и всячески ему досаждает: кормит плохим хлебом, поит прокисшим вином, а себе забирает все самое лучшее,
Юлий Цезарь и Помпей смолят суда,
Валентин и Орсон служат при адских банях и накладывают дамам на лицо маски,
Гинглен и Говен ходят за свиньями,
Жофруа Большой Зуб торгует огнивами,
Готфрид Бульонский – резчик по дереву,
Ясон – звонарь,
Дон Педро Кастильский торгует мелкими реликвиями,
Моргант – пивовар,
Гюон Бордоский – бочар,
Пирр – судомой,
Антиох – трубочист,
Ромул чинит дешевую обувь,
Октавиан скоблит пергамент,
Нерва – конюх,
Папа Юлий торгует с лотка пирожками и уже не носит своей длинной бородищи,
Жан Парижский чистит башмачки,
Артур Бретонский выводит пятна на шляпах,
Персфоре – носильщик,
Папа Бонифаций Восьмой торгует тесьмой,
Папа Николай Третий продает бумагу,
Папа Александр – крысолов,
Папа Сикст лечит от дурной болезни.
– Что такое? – спросил Пантагрюэль. – Там тоже болеют дурной болезнью?
– Разумеется, – отвечал Эпистемон. – Такой массы венериков я еще нигде не видал. Их там сто с лишним миллионов, потому, видите ли, что у кого не было дурной болезни на этом свете, тот должен переболеть ею в мире ином.
– Стало быть, меня это, слава Богу, не касается, – вставил Панург, – я уж через все стадии прошел.
– Ожье Датчанин торгует сбруей,
Царь Тигран – кровельщик,
Гальен Восстановитель – кротолов,
Четверо сыновей Эмона – зубодеры,
Папа Каликст бреет непотребные места,
Папа Урбин – приживал,
Мелюзина – судомойка,
Матабрюна – прачка,
Клеопатра торгует луком,
Елена пристраивает горничных,
Семирамида ловит вшей у бродяг,
Дидона торгует ивишнями,
Пенфесилея – кресс-салатом,
Лукреция – хозяйка постоялого двора,
Гортензия – пряха,
Ливия изготовляет ярь-медянку.
Таким образом, те, что были важными господами на этом свете, терпят нужду и влачат жалкое и унизительное существование на том. И наоборот: философы и все те, кто на этом свете бедствовал, стали на том свете важными господами.
Я видел, как Диоген, в пурпуровой тоге и со скипетром в правой руке, своим великолепием пускал пыль в глаза Александру Великому и колотил его палкой за то, что тот плохо вычинил ему штаны.
Я видел Эпиктета, одетого со вкусом, по французской моде: под купой дерев он развлекался с компанией девиц – пил, танцевал, закатывал пиры по всякому поводу, а возле него лежала груда экю с изображением солнца. Над виноградной беседкой были написаны в качестве его девиза следующие стихи: