Гариб

Гариб плакал, он не находил себе места. Уливаясь слезами, мальчишкаподбежал обратно к ним, стал пытаться поставить их на ноги, но ягнята не шевелились, их безжизненные тела выскальзывали из рук четырехлетнего малыша.

В тот день Гариб заболел. Его то ли от простуды, то ли от нервного срыва,  бросило в жар. Он температурил. Его знобило. Дрожь расходилась по всему его телу. Низам ата на своем “Дулдуле” доставил  сельского фельдшера, который до самого утра остался с ними. Лишь благодаря стараниям фельдшера, жар потихоньку спадал. Мальчик к утру пришел в себя, и перестал бредить.

«Ему снились кошмары. Во сне его уносил сель вместе с его ягнятами. Вдруг начался ураган. Наводнение, сопровождающееся  оползнями, обвалами,  лавинами смыло их с холма, на котором находилось их домишко с отарой. Мальчик захлебывался, кричал о помощи, вместе с ним, в этом мутном грязевом потоке было очень много ягнят… Кудрявых, темноглазых, любимых…

“Бээ, бээ, бээ!” – стонали они беспрестанно.

Всю ночь Низам ата с Мехрибан апа не сомкнули глаз. Весьма тревожились за жизнь своего малыша. С ними рядом всю ночь были призрачные кони старика. Табун   невидимых людскому глазу лошадей до самого рассвета окружал их ветхий дом, от дуновения ветра колыхались прозрачные гривы лошадей. Кони издавали неслышимый людскому слуху топот из-под своих копыт, они ржали, устремив свой красивый с искорками взгляд на небо, Луну…

***

Маргуба все еще находилась в психиатрической больнице. Ее болезнь, вызванная депрессией, сильного нервного срыва, потихоньку отступала. Женщина постепенно приходила в себя после того страшного  душевного смятения. В ее организме как будто произошел оползень, куда нахлынул сель, пробивший дамбу спокойствия, который ворвался в поток крови, и разбушевался…

Она перестала петь свою “Колыбельную” – смирилась с судьбой. К ней постепенно возвращалась память – горькая, печальная, которая мучила ее душу и совесть беспощадно…

Маргуба научилась плакать.  Лишь слезы успокаивали ее. Точнее, слезы лечили больную… И она мысленно благодарила Аллаха за то, что Он показал ей путь исцеления, дал возможность выплакаться, выплеснуть из себя тот шквал селя, восполнить опустошенное место чувственного оползня, и вернуться в спокойную, нетревожную жизнь…

– Аллах мой милостивый! Всемогущий! Благодарю тебя за твою безграничную щедрость, доброту, благодушие, самое главное, за прощение. Я каюсь пред тобой на коленьях. Прости меня за содеянное. Меня попутал бес. Сохрани моего малыша, если он жив и здоров. Если его нет среди живых, то открой для него врата своего Рая. Я готова на все – терпеть всю жизнь Твое презрение, ненависть… Ты только сжалься над моим сыном.  Не дай его в обиду… Бедняга, он ни в чем не виноват… Прости, меня грешную… Будь  милосердным. Аминь…

Глава 5 

Приближались майские дни. В эту пору горожан почему-то тянет на природу.  То ли после от долговременной “зимней спячки”, то ли весной в нас пробуждается романтическое настроение.

Зеленые долины, пастбища, урочища наполнялись понаехавшими горожанами. Они не оставили без своего внимания и участия и места, где  находилось родное село Низама ата. Пришлось продать приезжим несколько баранов, которыхпринялись тут же резать.  Варили  из них шурпу, жарили шашлык, словом веселились.  Компания из молодых, среди них были и легкомысленные девушки, которые купались на речке, целовались открыто с пьяными мужиками, короче, развратничали.

Увидев их, Мехрибан апа, пробормотав, отвернулась:

– Вот бесстыжие, пожаловали к нам нежданно, негаданно. Ни стыда, ни совести… Путаны одни… Куда катится наш мир? Разве наши предки могли  позволить себе такое? Ужас. Никогда! Гариб, не смотри на них. Грех-то какой! – произнесла она и ладонью прикрыла глаза мальчику.

– Да, уж, – вмешался в разговор Низам ата.  Мало им того, что подвергли  разврату  города,  им теперь деревни подавай, чтобы  их тоже  могли  превратить в грязные притоны. Эх, эти развратники. Небось, этих шарлатанов дома  ждут их  послушные жены и дети. А они здесь – путаются с девицами, полуголые…

***

В большом казане варился суп, откуда торчали баранья голова, ножки, и мясо. Увидев эту картину, Гариб вдруг содрогнулся, его  сильно  стошнило. Кровь животных, когда приезжие резали барана,  сильно потрясла его крошечное сердечко, и он заплакал от жалости к ним, от обиды.

В нем в этот миг впервые пробудилось чувство ненависти к роду человеческому.

“Мы – хуже зверей? Едим животных?! Чем мы лучше тех волков, которые всю зиму не давали нам покоя: нападали на наших баранов”, – думал малыш безмолвно.

Тем не менее, гулянье продолжалось. Компания хохотала, смеялась, звучала громкая музыка. На берегу стояли заграничные легковушки,  где бесстыжие занимались любовью. А часть из них загорала на солнце.

Своим громким голосом, они разбудили даже горы. Их шум эхом отзывался вокруг, после чего наступала долгая, мертвая тишина…

Наконец-то наступили долгожданные сумерки.