Гарибальди

«Поселяне Ломеллинской провинции (земли между Сезией и Тичино) не любят ни австрийцев, ни французов; ни своего правительства. Они имеют только одно чувство — ненависть ко всем «проклятым господам». Они думают, что богатые, — «богатыми» они называют всех, кто не работает руками, — имеют выгоду от войны и приносят ей в жертву поселян и их интересы… Кроме того, в Сардинии есть сильная реакционная партия. Я встречал, кроме священников, также и фермеров, сельских старшин и других людей, принадлежащих к ней. «E troppo cara la Liberta!», — сказал один из них («Слишком дорого обходится свобода!»). Прежде он платил в казну только 150 франков, а теперь подати с него постепенно повысились до 400 франков».

Комментируя рассказ корреспондента, Чернышевский делает чрезвычайно ценное замечание: «Важно отметить, что чувство ненависти к австрийцам-поработителям итальянское крестьянство испытывало только там, где были кровно затронуты его экономические интересы». В доказательство Чернышевский приводит следующие факты, почерпнутые из той же корреспонденции «Таймса»: «В горах, где больше мелких собственников и где, стало быть, карман народа страдает от тяжелой поземельной подати, наложенной австрийским правительством, поселянин так же сильно желает низвержения австрийского правительства, как по всей Ломбардии желают этого высшие классы горожан». «Напротив, — добавляет Чернышевский, — в оккупированных равнинах, где итальянский крестьянин видел перед собой крупного помещика, эксплуатирующего его, он всю свою ненависть и горькое озлобление обрушивал на этого барина». Однако, как подчеркивает Чернышевский, эти крестьяне заблуждались, ибо, по сути дела, они должны были «за все винить австрийское правительство, которое угнетало их через посредство землевладельцев». Отмечая это настроение ломбардских крестьян, Энгельс также ссылается на корреспонденцию «Таймса» и указывает, что австрийцы нарочно освобождали от налогового бремени определенные сельские районы, чтобы не портить отношений с крестьянством. Так, например, в Ломеллине австрийские «реквизиции и поборы, повидимому, насколько возможно, ограничивались собственностью знати и городами, являющимися центрами итальянского патриотизма, между тем как крестьянство было, насколько возможно, пощажено. Такая политика является характерно австрийской, и она была таковой с 1846 г…»[26]. Ни Гарибальди, ни вообще республиканская партия не умели еще разобраться в сложных особенностях крестьянских интересов. Они не могли и не пытались разъяснить крестьянину, что в конечном счете коренным источником его бед является иноземное австрийское иго, что без изгнания оккупантов-австрийцев нельзя вести никакой борьбы и против собственного помещика. Вот почему во время походов по Северной Италии героические гарибальдийцы не сумели сдвинуть и поднять массу крестьянства на путь национально-освободительной борьбы, несмотря на то, что пользовались сочувствием крестьян и даже пополняли свои ряды одиночками-добровольцами из деревень.

БОРЬБА ЗА РИМСКУЮ РЕСПУБЛИКУ

Позорное «перемирие Саласко» 9 августа 1848 года вызвало новый подъем национально-освободительного движения на всем Апеннинском полуострове. Предательство Карла Альберта, нежелание его и либерально-монархической клики по-настоящему добиваться объединения итальянских государств, неспособность дать отпор оккупантам, постоянные дипломатические сделки в интересах савойской династии — нее это вызвало возмущение в широчайших слоях итальянского народа. Вновь стали пользоваться успехом республиканские лозунги мадзинистов; теперь они требовали уже низвержения всех итальянских монархов и создания единой итальянской республики. «Кто снова предастся династическим иллюзиям, — говорил в этот период Мадзини, — тот докажет, что у него ни ума, ни сердца, ни истинной любви к Италии». Даже откровенным сторонникам «умеренной» политики приходилось признаться в ее полном крахе. «Война государей закончилась, начинается народная война», — встревоженно резюмировал положение д'Азелио (один из наиболее дальновидных представителей либерально-монархической партии).