Гарибальди

Он уже тогда прекрасно знал, что именно будет видно: из Сицилии он намеревался начать поход в Рим.

«Рим или смерть!» — был его лозунг. Палермцы оказали ему прекрасный прием. Его обнимали, носили на руках. Имя героя сицилийской революции было на устах у всех. Страницы газет заполнялись сообщениями о Гарибальди, его портретами.

И вот, как удар грома, прозвучало пламенное воззвание Гарибальди:

«Народ Палермо! Властитель Франции, совершивший предательство 2 декабря[62] захватил Рим. Этот человек проливал кровь парижских братьев под предлогом охраны личности папы, охраны религии, католицизма. Но это ложь! Ложь! Он действовал под влиянием низменных побуждений бандита из-за преступной жажды власти. Он — первоисточник всякого разбоя… Он стал главой разбойников и убийц.

Народ «Сицилийской вечерни»[63], народ 1860 года! Необходимо сделать так, чтобы Наполеон очистил Рим от своих войск. Если понадобится, пусть произойдет новая «Сицилийская вечерня»!

Этот горячий революционный призыв ошеломил даже некоторых друзей Гарибальди. Правительство Виктора Эммануила в Турине пришло в ужас и тщетно пыталось «оправдаться» перед монархическим парламентом. В Сицилии воззвание Гарибальди имело огромный успех. Во время поездки Гарибальди По острову, по местам былых боев «тысячи» (Алькамо, Калатафими, Корлеоне, Марсала) население горячо приветствовало его. Повсюду раздавались крики: «Рим или смерть!»

Никакие доводы осторожных людей не действовали более на Гарибальди. Вскоре ему дали знать, что в лесу близ Фикуццы (деревушка недалеко от Палермо) уже собралось несколько тысяч вооруженных повстанцев, что вся Сицилия готова идти за ним. Гарибальди немедленно отправился в Фикуццу и стал во главе партизан. За одну ночь Палермо преобразился. Улицы кишели вооруженными людьми в повстанческой форме; день и ночь под звуки труб двигались колонны и обозы с военным снаряжением.

Король Виктор Эммануил выпустил прокламацию, в которой назвал Гарибальди мятежником. Премьер-министр Раттацци приказал префекту Палермо Паллавичини подавить восстание самыми энергичными мерами, вплоть до ареста Гарибальди. Но Паллавичини[64] отказался повиноваться приказу и заявил, что выходит в отставку.

1 августа 1862 года в фикуццском лесу собралось три тысячи повстанцев. Гарибальди радостно заявил: «Даже в 60-м году у меня не было столько волонтеров». Три колонны гарибальдийцев выступили в поход. В ближайшем городе Гарибальди узнал, что правительство Турина объявило его вне закона и решило ввести в Сицилии осадное положение. Но это не устрашило революционного полководца.

— Разве в 1860 году не происходило то же самое? — хладнокровно заявил он. — Правительство Пьемонта трижды накладывало запрещение на экспедицию «тысячи». Сперва оно не хотело, чтобы мы отправились в Сицилию; затем, чтобы мы переплыли Мессинский залив, и, наконец, чтобы мы перешли Волтурно. Мы отправились в Сицилию, переплыли пролив, перешли Волтурно, и Италия от этого не пострадала! («Мемуары».)

Гарибальди двинулся во главе своего войска через весь полуостров. Шли к востоку, в направлении Палермо — Меццоджузо — Аллия — Кастроджованни. В Кальтаниссетте правительственный отряд, услышав о приближении Гарибальди, поспешно отступил в Джирдженти.

Когда колонна Гарибальди приблизилась к Мистербианко, навстречу ей вышла торжественно настроенная толпа с горящими факелами в руках. Революционерам сообщили радостную весть: вся Катанья уже очищена от королевских солдат. Власть в городе перешла в руки Гарибальди. Население Ка-таньи отнеслось к революционерам необычайно сердечно.

Когда вечером 22 августа стало известно, что генералы Мелла и Рикотти собираются напасть на Гарибальди, жители Катаньи забили тревогу. Улицы, ворота, площади покрылись баррикадами. Национальная гвардия вооружилась и готовилась отразить нападение.

В тот же вечер, к великой радости Гарибальди, в порт вошли два парохода, один под французским флагом, другой — под итальянским. С возвышенного пункта бенедиктинского монастыря Гарибальди первым заметил их приближение. Меньше чем через час оба судна оказались в его власти. Гарибальди начал посадку своих отрядов на пароходы.

«Наши пароходы были так перегружены людьми, — рассказывает Гарибальди, — что из-за недостатка места многие не могли взойти на борт. Наши бойцы такой гурьбой взобрались на палубы злосчастных пароходов, что тем угрожала опасность пойти ко дну. Но бесполезно было убеждать солдат сойти. Я был некоторое время в нерешительности: отчаливать ли мне при подобных обстоятельствах? Как велики были мое смущение, моя ответственность! От моего решения зависела вся будущность отечества!.. Мы отчалили — и счастье оказалось и на этот раз на стороне правды и справедливости. Переплыв пролив, мы приблизились на рассвете к берегу Мелито, выгрузили все войско и направились вдоль берега по направлению к Реджо…» («Мемуары».)