Гарики на каждый день

Творец, никому не подсудный,
со скуки пустил и приветил
гигантскую пьесу абсурда,
идущую много столетий.

Успехи познания благостны,

хотя и чреваты уронами,
поскольку творения Фаустов
становятся фауст-патронами.

Чувствуя добычу за версту,

по незримым зрению дорогам,
бесы наполняют пустоту,
в личности оставленную Богом.

С пеленок вырос до пальто,

в пальто провел года,
и снова сделался никто,
нигде и никогда.

Привычка греет, как постель,

и гасит боль, как чародей;
нас часто держит на кресте
боязнь остаться без гвоздей.

Устройство торжествующего зла

по самой его сути таково,
что стоны и бессильная слеза
способствуют лишь прочности его.

Когда устал и жить не хочешь,

полезно вспомнить в гневе белом,
что есть такие дни и ночи,
что жизнь оправдывают в целом.

Из мрака вызванные к свету,

мы вновь расходимся во мрак,
и очень разны в пору эту
мудрец, мерзавец и дурак.

Поскольку творенья родник

Творцом охраняется строго,
момент, когда нечто постиг, –
момент соучастия Бога.

Очень много лиц и граждан

брызжет по планете,
каждый личность, но не каждый
пользуется этим.

Какая цель отсель досель

плеститсь к одру от колыбели?
Но если есть у жизни цель,
то что за цель в наличьи цели?

Неужели, дойдя до порога,

мы за ним не найдем ничего?
Одного лишь прошу я у Бога:
одарить меня верой в Него.

Строки вяжутся в стишок,

море лижет сушу,
дети какают в горшок,
а большие – в душу.

Господь сей миг откроет нашу клетку

и за добро сторицею воздаст,
когда яйцо снесет себе наседку,
и на аборт поедет педераст.

Век увлекается наукой,

наука жару поддает,
но сука остается сукой
и идиотом – идиот.

Ушиб растает. Кровь подсохнет.

Остудит рану жгучий йод.
Обида схлынет. Боль заглохнет.
А там, глядишь, и жизнь пройдет.

Из-за того, что бедный мозг

распахнут всем текущим слухам,
ужасно засран этот мост
между материей и духом.

Время льется, как вино,

сразу отовсюду,
но однажды видишь дно
и сдаешь посуду.

Не в силах я в складках души

для веры найти нечего,
а Бога, должно быть, смешит,
что можно не верить в Него.

Мир столько всякого познал

с тех пор, как плотью стала глина,
что чем крикливей новизна,
тем гуще запах нафталина.

Ничто не ново под луной:

удачник розов, желт страдалец,
и мы не лучше спим с женой,
чем с бабой спал неандерталец.

Создатель дал нам две руки,

бутыль, чтоб руки зря не висли,
а также ум, чтоб мудаки
воображали им, что мыслят.

Восторжен ум в поре начальной,

кипит и шпарит, как бульон;
чем разум выше, тем печальней
и снисходительнее он.

В каждую секунду, год и час,

все понять готовый и простить,
Бог приходит в каждого из нас,
кто в себя готов Его впустить.

Судить человечество следует строго,

но стоит воздать нам и честь:
мы так гениально придумали Бога,
что, может быть, Он теперь есть.

В разумном созревающем юнце

всегда есть незаконченное что-то,
поскольку только в зрелом мудреце
поблескивает капля идиота.

У Бога нет бессонницы,

Он спал бы как убитый,
но ночью Ему молятся
бляди и бандиты.

В тех битвах, где добро трубит победно,

повтор один печально убедителен:
похоже, что добру смертельно вредно
подолгу оставаться победителем.

Если все, что просили мы лишнего,

все молитвы, что всуе вершили мы,
в самом деле достигли Всевышнего,
уши Бога давно запаршивели.

Из-под грязи и крови столетий,

всех погибельных мерзостей между,
красота позволяет заметить,
что и Бог не утратил надежду.

С моим сознаньем наравне

вершится ход планет,
и если Бога нет во мне,
его и выше нет.

В корнях любого взрыва и события

таится, незаметный нам самим,
могучий, как желание соития,
дух общей подготовленности к ним.

А так ли ясен Божий глаз

в делах немедленно судимых,
когда Господь карает нас
бедой и болями любимых?

Вглядись: из трубы, что согрета

огнем нашей плоти палимой,
комочек нетленного света
летит среди черного дыма.

Куда кругом ни погляди

в любом из канувших столетий,
Бог так смеется над людьми,
как будто нет Его на свете.

Вон злоба сочится из глаз,

вот некуда деться от лая;
а Бог – не боится ли нас,
что властвует, нас разделяя?

Наш дух изменчиво подвижен

в крутых спиральностях своих;
чем выше он и к Богу ближе,
тем глубже мы в себе самих.

Принудить Бог не может никого,

поскольку человека произвел,
вложив частицу духа своего,
а с нею – и свободы произвол.

Стечение случайных обстоятельств,

дорогу изменяющих отлого, –
одно из чрезвычайных доказательств
наличия играющего Бога.

Судьба способна очень быстро

перевернуть нам жизнь до дна,
но случай может высечь искру
лишь из того, в ком есть она.

У тех, кто пылкой головой

предался поприщам различным,
первичный признак половой
слегка становится вторичным.

Успехи нынешних наук

и все ученые дерзания
пошли от Каина: свой сук
ломал он с дерева познания.

Не боялись увечий и ран

ветераны любовных баталий,
гордо носит седой ветеран
свой музей боевых гениталий.

Когда природе надоест

давиться ядом и обидой,
она заявит свой протест,
как это было с Атлантидой.

Нисколько прочих не глупее

все те, кто в будничном безумии,
прекрасно помня о Помпее,
опять селились на Везувии.

Мы после смерти – верю в это –

опять становимся нетленной
частицей мыслящего света,
который льется по Вселенной.