Гармония

– А почему бы не подняться? Тут очень красиво, ты не находишь? Только несколько деревьев срезано осколками. И почему бы не посмотреть, что делается вокруг и в чем мы тоже принимаем участие?

И действительно, природа, похоже, полностью восстановила свои права на обладание этими местами. Здесь пели птицы, зеленела трава, а воздух был напоен чудесной прохладой. Они вышли на небольшую поляну. Ее со всех сторон закрывала растительность. Но только вот почему именно на этой поляне война оставила столько следов? Можно было подумать, что тут вершилось окончательное сведение счетов. Почва была усеяна пакетами из-под бинтов, боеприпасами, солдатскими ранцами, патронташами, винтовками, как правило, без затворов (но Вальтер знал, что, пошарив немного в кустах и сличив выбитые на стали номера, это оружие можно было бы привести в полную боевую готовность). Скорее всего на этом оголенном пространстве собрали, щедро раздавая пинки, и разоружили группу пленных солдат в замаскированных ветками касках, вынужденных использовать эти скалы в качестве последнего редута. Их обошли с тыла, и им не оставалось ничего иного, как поднять руки вверх, предварительно попытавшись, кто успел это сделать, привести в негодность свое оружие. Вид поляны был не из радостных.

– Сейчас набредем на каких-нибудь покойников, – с грустью в голосе сказала Гармония.

Уже не раз весной, а потом летом, почувствовав ни на что не похожий запах, они обнаруживали во время своих прогулок трупы, которые оказались скрытыми кустами или канавой от глаз похоронных команд. Один раз в горах они наткнулись на вереницу пленных, которые с завязанной носовыми платками нижней частью лица, окруженные плотным кольцом вооруженных охранников продвигались вперед в туче мух и несли на простынях, держа их за углы, чьи-то зловонные останки. В тот день Гармония всплакнула – не из-за покойников, а из-за пленных. Вальтеру пришлось успокаивать ее. "Это дурная работа, но кто-то ведь должен ее делать. А кто? Ты? Я? А почему не они? Быть в плену ужасно, но ты видела – их никто не бил". Незадолго перед тем ему довелось увидеть, как один штатский смахнул рукой с перил в реку котелок, куда едва успел окунуть ложку военнопленный, занятый на работах по разминированию моста, и эта картина все еще стояла у него перед глазами.

– Не спуститься ли нам? – спросила она.

– Ты что, боишься встретить вражеских солдат? Да ты только посмотри на нас.

Стоя перед ней, он широко развел руки, как бы демонстрируя свою белую, как у пекаря, униформу, только с короткими рукавами, или как у официанта в каком-нибудь шикарном экзотическом баре.

– Ну кому мы с тобой нужны? – добавил он. – Не ходить же мне с винтовкой на плече, как ты думаешь?

– С винтовкой не с винтовкой, а хотя бы с гранатой, – неуверенно сказала она. – Война все-таки.

– Ну ладно. С гранатой.

Вальтер поискал в траве. Гранат там хватало. Он не без опаски подобрал пару, проверил, хорошо ли в них сидит чека, и сунул в карман. Он понял, что Гармония действительно боится. Если хорошо поразмыслить, то такого рода прогулки – не самое подходящее занятие в день заключения любовного союза. Они решили спуститься обратно по своим следам или рядом с ними.

– Ты понимаешь, – щебетала Гармония, осмелев и не боясь теперь вообразить самое худшее, – измотанные, злые солдаты, которые давно не видели женщины, такие способны на все.

Она опять взяла Вальтера под руку.

– Какой ужас! Ты только представь себе, что они насилуют меня прямо здесь, у тебя на глазах. Каково бы тебе было?

– Да, – ответил он, чуть подумав, – это был бы совсем не пикник. Хотя если бы они ограничились только этим… Само по себе это не так уж страшно. Единственное, чего я не смог бы перенести, так это если бы они сделали тебе больно.

– Мне бы и было больно, дурачок. Только, может быть, не между ног, а вот здесь, у меня в груди. Ты что, не можешь понять этого? Это все-таки странно: ты самый большой моралист из всех знакомых мне людей, а всегда уходишь от неудобных для тебя мыслей с помощью разных материальных соображений.

– Может, ты и права в том, что касается моего характера, – ответил он. – Но только не будешь же ты мне говорить, что любишь меня.

– Я не буду тебе этого говорить, потому что знаю, что тебе это не понравится. Но ты ведь не станешь запрещать мне испытывать чувства, какие мне нравятся. У тебя нет возражений?

– Никаких. Мне нравится быть с тобой, работать вместе с тобой, заниматься с тобой любовью.

Но я терпеть не могу точных определений, они все убивают.