Гармония по Дерибасову

- Дуня! - робко постучал муж Михаил в окно спальни. - Дуняша! Я прибежал!

Дерибасов стучал так же дробно и часто, как его сердце, и старался не видеть ни падали-раскладушки, ни «разбитого корыта» с барахлом. Все вещи были на месте, так что Арбатовы еще явно не вернулись, и придется теперь тащиться своим ходом в город и возвращать в Назарьино всю ораву.

- Дуня! - Дерибасов выдавливал серенаду из дверного звонка. - Открывай! Муж пришел! А то в окно влезу!

- Иди откуда пришел! - неожиданно раздался грудной Дунин голос из-за самой двери.

- Типун тебе на язык! - возмутился муж Михаил. - Я из дурдома пришел!.. Дуняша, ну, открой! Я ж к тебе всю ночь босиком по Руси...

- Как это из дурдома? - Евдокиины возмущение и жалость открыли мужу Михаилу дверь. - Из какого еще дурдома?! Этого не хватало!

- Ой, Дуня! - муж Михаил бездомным котом прошмыгнул в щель и тут же разомлел от дюжего и надежного уюта. - Если бы ты знала, что мне пришлось пережить! И все из-за этой дурацкой мигалки. Они меня к койке привязали. А вокруг наркоманы и идиоты. И вонь.

- Это кто ж посмел тебя туда! Отродясь психов в селе не было! - Дуня уперла кулаки в бока и налилась гневом.

Судя по этой фразе, Евдокия Дерибасова неверно понимала значение слова «отродясь». То есть она понимала его слишком буквально.

Психи в Назарьино действительно не рождались, но в тридцатые годы побывал-таки один и здесь. Еще при Кире Дерибасове. Звали того психа Дик Пролович Безжалостный. А как было еще его звать, если представлялся он именно так, никаких документов, кроме пролетарского кулака, не предъявлял, а вес имел восьмипудовый, внушительный даже для Назарьино.

Говорил Дик Пролович умело, долго и страстно, потрясая трофеями - связкой партийных билетов председателей колхозов нескольких соседних районов.

Приезжая в село, Дик Пролович отрекомендовывался уполномоченным Рабкрина и требовал немедленного созыва собрания. На собраниях товарищ Безжалостный, вбивая основные слова кулаком в столешницу, рассказывал о выявленных им в соседних колхозах безобразиях и накалял народ до извержения лавы: «Так и у нас то же самое!» Тут-то общее собрание колхозников председателя снимало, партийцы исключали его из своих рядов, а Дик Пролович продолжал свое победное шествие санитара районной номенклатуры.

Лишь назарьинцы как в рот воды набрали. До вечера говорил товарищ Безжалостный, и всю ночь, и снова день. Но лишь все ниже опускались головы назарьинцев, да не от стыда, а от сонливости.

А к вечерней зорьке разбередил Дик Пролович в юной Марфе Скуратовой дремавший назарьев ген. Тут-то Марфа товарища Безжалостного и выявила! Но на первый раз в «молоко» попала - не врагом оказался лжеуполномоченный, а честным психом. С этим разобрались быстро. А вот с его «жертвами» разбирались долго и безжалостно...

- ...И что теперь с машиной будет? - умело раскалял Евдокию муж Михаил. - А все из-за вашей мигалки! Елисеича-то хоть вызволили?

- Ага, - Дуня облегченно улыбнулась и перестала запахивать халат. - Привезли дедушку!

- Слава богу! - обрадовался муж Михаил. - Ну чего встала? Жрать давай! И на вот, постирай. Вернуть надо.

Дерибасов прошел на кухню, уселся на свое место, отхватил кусок каравая, круто посолил и даже успел набить рот.

Он жевал и представлял, как пищала бы белая мышь-врачиха, окажись она перед домной Дуниного гнева. Но огненная лава излилась на самого металлурга: сначала Дуня потопталась по рюшечкам, потом вышвырнула кофту в окно и только затем мужа Михаила в дверь. Все это она делала быстро и молча. И лишь поостыв, крикнула уже через снова запертую дверь:

- Из дурдома?! Вижу, из какого дома! Из дурного!!!

Тихо матерясь, Дерибасов выудил из фонтана кое-какую одежду и, волоча за собой длинную тощую тень, побрел к Елисеичу.

Старик в кальсонах и майке, сдвинув объедки, апатично ковырялся в электромясорубке. Рядом белели потроха незаправленной кровати.

- А, Мишка… садись... Обожди, уже заканчиваю.

- Елисеич! С возвращением! - Дерибасов раскинул руки, собираясь обнять старика.

Но тот высматривал что-то в мясорубке и жеста не заметил. Дерибасов уселся рядом и тоже стал смотреть на мясорубку:

- За что они тебя забрали?

Елисеич пожал плечами.

- Изготовление оружия? - подсказал Дерибасов.

- Уже все знают?! - обреченно спросил Елисеич.

- Да нет, что ты! Это я так, догадался, - затараторил Дерибасов. - Потому что я донос на нас читал. Это его дачники написали.

Губы у Елисеича задрожали:

- Нет правды, Мишка! - он сглотнул слюну, потому что слова царапали горло. - И совести!

- Ну и хрен с ними, - сказал встревоженный Дерибасов.

- Заводят меня в комнату, а там какой-то бандит в меня пальцем тыкает. «Попался!» - говорит. И следователю рассказывает, как он у меня оружие покупал. А я ж его впервые в жизни вижу! «Совесть-то у тебя хоть есть, у поганца?!» - говорю. А он только скалится и насмехается: давай, мол, Мотя, поворачивай глаза зрачками в душу!

- Да ладно, - отмахнулся Дерибасов, - тебя ж выпустили. Растереть и забыть. Правда восторжествовала!