Разбираться пришлось с некстати зашедшим в кабинет заместителем редактора Калугиным. Тот еще наизусть помнил все свои объяснительные по поводу содержимого домашней видеотеки, созданные после вторжения Дерибасова в его квартиру. И хотя за год, прошедший со дня их встречи в кабинете следователя, Дерибасов принципиально изменился, он не остался неузнанным.
Из редакции Мишель вышел заклейменным расхожими газетными штампами: на челе горело «отъявленный авантюрист», на щеках алело «вор-рецидивист» и «низкий шантажист».
Попав в дым, но не видя огня, Дерибасов всерьез задергался:
— А точно из газеты? — допытывался он у Елисеича. — Точно из областной? Может, из молодежной? Корреспонденты — молодые были?
Елисеич задумался:
— Не-а, никак не молодые… Солидные оба…
Страшная догадка пронзила Дерибасова:
— Солидные, говоришь? Деды, что ли?
— Да нет, — усыпил его бдительность разменявший восьмой десяток Елисеич. — Какие там старики… Еще в соку мужчины…
А в это самое время трое мужчин раннего пенсионного возраста томились в собственном соку и заваривали кашу.
— Ага, — угрюмо говорил шофер. — А он нас в суд за клевету.
— Да-а, — желчно протянул начальник. — Вечно у нас все некстати. Не могли с этим указом еще с полгода повременить. А то что получается — как на меня анонимки строчили, так все рассматривали, всю жизнь из меня кровушку пили. А теперь, они, понимаешь, не рассматривают!
— Этот указ обойдется каждому из нас в три с мелочью. — Юрист выдержал эффектную паузу. — Придётся сообразить бутылку на троих и обменять у Сашки Екимова на подпись.
— У этого алкаша? — изумился шофер. — Да кто ж ему поверит?!
Юрист поднял указательный палец, как жезл:
— Пристрастие к употреблению алкогольных напитков не влечет за собой сокращения объема гражданских прав. И все инстанции обязаны рассматривать заявления от граждан-алкоголиков наравне с таковыми от непьющих.
— Только ты смотри, — мрачно предупредил начальник. — Чтоб не слишком грамотно было. Без всяких там… Как простой, но честный алкоголик.
Все облегченно рассмеялись.
— И еще, — сказал шофер. — Ты не забудь — прицеп у него самодельный… Дюже уж большой…
Двенадцатого июля Дерибасова пригласила директор Ташлореченского рынка.
— Анжелика! — бодро крикнул Мишель. — Там еще несколько подарочных лукошек, выбери и оформи, как обычно. На вот, визитную карточку положи.
— Чего это вы ей каждый раз кладете? По лукошку же видно от кого.
— Ложи, ложи. Кашу маслом не испортишь!
Пританцовывая, Мишель вошел в кабинет и забалагурил.
— Прекратите валять дурака и немедленно уберите свой туесок! — зашипели на него.
— Пардон? — спросил Мишель.
Властная предклимактерическая женщина брезгливо пихнула ему бумагу:
— Пришло только утром, а мне уже трижды сверху звонили!
Михаил Венедиктович поставил лукошко на стул, автоматически отметил три хозяйственные сумки на протертом ковре, ржавого таракана, бегущего по сейфу, импортные босоножки на толстых носках, затосковал и начал читать: