Гармония по Дерибасову

Дерибасов успокоился:

— Ладно. Я догадываюсь, кто. Просто я не люблю, когда меня считают шутом. Капитаном КГБ, скажу честно, врачей хотел напугать, чтобы они не приставали… А кино делал ради коммерческого успеха…

— Ну и как? Достигли вы своего коммерческого успеха?

— А! — махнул рукой Дерибасов. — Куда там! Французы все грибы растащили. Такой, знаете, народ…

— Минуточку! — попросила не успевавшая записывать Алина и утвердительно спросила:

— Съемки были во Франции?

Дерибасов принужденно рассмеялся и съежился:

— Съемки были на рынке. Вроде как скрытой камерой.

— Так съемки были?!

— Съемок не было, — объяснил Дерибасов, цепляясь за обломки спокойствия. — Но я сделал так, что все думали, что съемки есть!

— Вы умеете передавать мысли другим людям?! — обрадовалась Алина. — Вы обладаете силой внушения?

— Я обладаю силой воображения! — отрезал Дерибасов.

— А на вас никто мысленно не действует?!

Дерибасов чувствовал себя человеком, обнаружившим в собственном старом портфеле двойное дно. С детства привычные слова и фразы приобретали в этих стенах неясный подтекст, который, однако, девушка-доктор легко считывала. Все это начинало казаться небезобидным.

— А мысли читать вы не умеете? — затаила дыхание Алина.

— Нет, — сказал Дерибасов. — Что вы! Я — нет. А вот предок у меня был, тот запросто. Причем, говорят, не только у людей, но и у коров… Нет, вы не думайте, это все село так говорит…

— Да, да, — подхватила Алина. — Это очень хорошо, что вы вспомнили о родственниках. А никто у вас в роду в психиатрической больнице не лечился?

— Нет, — твердо сказал Дерибасов. — Ни в роду, ни в селе.

— А как у вас складываются отношения с односельчанами?

— Да так… — помялся Дерибасов. — В общем, честно говоря, неважно.

— А что ж так? Вы такой приятный человек…

— Не вписываюсь я, — махнул рукой Дерибасов.

— Это в смысле, у вас отмечаются странности в поведении?

— Это в смысле, у них отмечаются странности в поведении!.. Ну что вы на меня так смотрите! Меня, если хотите знать, этой ночью чуть не линчевали!

— Как это?!

— А так! Пришли ночью с факелами, окружили портик…

— Портик?!

— Ну, это такая штука с колоннами. Я ее во дворе построил и там спал.

Алина долго молчала, «привязывая» античный портик к покосившемуся бабушкиному плетню. Наконец, она решительно что-то записала и поинтересовалась:

— За что же это они вас так, Михаил Венедиктович?

— Да ладно, — отмахнулся Дерибасов. — Все это — наши дела, вам этого не объяснишь.

— Ну почему же, у меня бабка в селе. Давайте попробуем.

— Ну, в общем, им кто-то внушил, что я сослал всех Арбатовых в Казахстан. И компаньона своего, Елисеича, в придачу в тюрьму засадил.

— Так они что, вас преследуют?

— Да они — что! — делился невыплаканной обидой Дерибасов. — Вот деды-дачники, те прямо обложили! Они же и «скорую» заставили приехать… Да ладно, ну их всех к черту!.. Все это чушь! Давайте лучше сегодня вечером сходим с вами в кино?

— Спасибо, я подумаю. А вы меня, случайно, не на свой фильм приглашаете?

— Нет, — приобиделся Дерибасов. — На чужой. Кстати, а вы никогда не были в Одессе? Нет? Вы много потеряли. Знаете, я ведь в селе живу временно… — но тут Дерибасов осекся. Ибо в результате непроизвольного наблюдения за водящей ручкой рукой перевернутые буквы вдруг выстроились в короткое последнее предложение: «Словоохотлив, сексуально расторможен». — Это я-то?! — не поверил Дерибасов. — Я сексуально расторможен?!!! Да я тебя хоть пальцем тронул?!!!!!!!!

Алина белой мышью вышмыгнула из кабинетика. А вместо нее явился бравый санитар…

…В наблюдательной палате было человек тридцать. Дверь отсутствовала. В дверном проеме осуществляла наблюдение ветхая глуховатая нянечка.

Контуженного залпом судьбы Дерибасова определили на ложе из двух составленных коек. Он разделил его с обритым, счастливо улыбающимся человеком. В сочетании с огромными оттопыренными ушами улыбка придавала обритому слегка инопланетный вид.

От запаха мутило, но форточки зарешеченных окон были закрыты. Дерибасов дышал ртом. Он потерпел крушение! Его вышвырнуло на варварский берег, и приходилось как-то строить свои отношения с туземцами.

Дерибасов решил затаиться и оглядеться. Но «Камчатка» наблюдательной уже сосредоточила на нем свое внимание и оценивала Дерибасова нехорошими уверенными взглядами армейских дедов.

— Слушай! — пихнул Дерибасова ушастик. — Дать брачную газету?

Дерибасов цапнул замусоленную газету и воздвиг стенку между собой и камчаткой. На сгибах в «стенке» светились «амбразуры».

— Да нет, — изволновался Ушастик. — Не туда ты смотришь! Это на этой стороне. Видишь? Нет, сначала вот эту смотри. Правда, красивая. Брюнетка, 26 лет и теннисом увлекается. Только ты ей не пиши, у нас тут уже многие ей написали. Я сам ей написал. У тебя конверт есть? Хочу еще вот этой написать. Правда, это будет не по-товарищески — она уже одному нашему ответила. А мне уже две ответили — вот эта и вот эта. Ты бы какую выбрал?

— Что, прямо на дурдом ответили? — восхитился Дерибасов, узнав, что и на этом дне встречаются подводные жизненные течения. — Во дают!

Ушастик захихикал: