Гармоника

Военнопленный Андрей Клебанюк сегодня работал на разгрузке ящиков со снарядами к орудию Ф-22, которых здесь, на площадке трофейной техники было 9 штук и все с дивизиона в котором он служил старшим лейтенантом, командиром взвода. В начале войны их батарея была придана пехотному батальону и они выдвинулись занимать оборону. Еще на марше подверглись авианалету, было страшно, очень страшно и обидно, что ничего против самолетов они сделать не могут. Побросав все они бежали с дороги пытая хоть как то укрыться, спрятаться. Пока прятался от самолета где то порвал штаны, да еще так неудачно, хорошо что у старшины нашлись запасные, солдатские не новые, но все же. Потом оборона, вернее попытка обороны, немцев было около 30 человек на 10 мотоциклах и броневик. Окапывающихся бойцов они увидели сразу, немного постреляли из далека с пулеметов, развернулись и умчались. Потом были самолеты, артиллерия, снова самолеты, потом опять артиллерия. Была уничтожена полевая кухня, не поврежденным осталось лишь одно орудие. Атаки немцев так и не дождались, но у них уже были потери, убитые и раненые. Красноармейцы были подавлены и частично деморализованы. На следующий день утром оказалось, что некоторые бойцы дезертировали. Потом был очередной авианалет и темнота. Очнулся без гимнастерки, документов и сапог. Вокруг ходят немцы. Оставшихся в живых полу контуженых, легко раненых их куда то вели до вечера. Болела голова, хотелось пить и есть. Загнали в яр — яму, по краям были пулеметы, сверху ходила охрана ни есть ни пить. Пробыл он там два дня, начал возвращаться слух, дальше их построили, отобрали кто покрепче, привели сюда. Здесь, под присмотром немцев, работали наши. Одни были с трофейщикам участвовали в сборе боеприпасов, повреждённой техники и тяжёлого вооружения, другие все это чинили, сортировали, приводили в рабочее состояние. На ночь, как скот их загоняли в старый склад и закрывали.

Андрей уже пять дней был в этой трофейно-ремонтной части, но ему казалось, что гораздо дольше. Кормили плохо, а в лагере их не кормили совсем, но в лагере и не били, здесь же били постоянно, особенно зверствовал немчик-недомерка. Ежедневно кто то из военнопленных был им бит. Сил у недоноска было как у воробушки, но само ощущение, что ты не можешь дать сдачи, было угнетающим.

Иллюзия, что немецкий пролетариат начнет братание с русскими, по аналогу первой мировой и совместными усилиями они скинут ненавистных империалистов-капиталистов ушла безвозвратно, пришло осознание, что немец это враг, а если он нацист, то враг вдвойне, жалость к которому неуместное чувство, жалость эти нелюди воспринимают как слабость, поэтому с ними нужно сражаться до последней капли крови и еще чуть чуть, и побеждать, альтернатива — смерть, и не только твоя, но и всех и всего, что тебе дорого, их нужно искоренить не только физически, но и морально, но как это сделать в условиях плена, в условиях в которых он, старший лейтенант артиллерист Андрей Клебанюк, находится сейчас, он не знал.

В сарай их загнали когда смеркалось.

— Сегодня бешеный Фриц в наряде. Я видел как он готовился, — сказал кто то с сожалением, — снова будет во все щели ссать и спать не давать.

В ответ ему было молчание, все устали. Целый день сначала загружали, а потом разгружали ящики со снарядами. Руки просто отрывались и ноги не держали.

— Нужно хоть немного отоспаться, — в очередной раз говорил сам себе Андрей. Мысль о побеге у него была, но реализовать ее не было никаких сил. Так он и уснул.

Проснулся от того, что на него кто то наступи. В сарае стоял возбужденный шепот.

— Наши, наши пришли, — не веря себе, говорили пленники, а в это время открылся замок и на пороге были действительно наши, по крайней мере говорили точно по русски.

— Тише товарищи, выходите по одному, не толкайтесь, идите вон туда, к старшине Бородачу, он скажет что дальше, — показывал направление рукой освободитель, — и не шумите сильно.

А вот форму такую Андрей никогда не видел. Много карманов в которые было напихано чего то и потому бойцы казались колобками. У некоторых на голове была фара как у шахтеров и лишь труп бешеного Фрица, лежащий с ненормально закинутой головой, безмолвно подтверждал, что это действительно свои и никакой не мираж.

— Кто его так? — спросили у ближнего бойца, указывая на труп неудачливого охранника.

— Иван, — был короткий ответ и кивнул головой на здорового, ругающегося парня, отчего то измазанного кровью.

— А почему он весь в крови?

— Так другого немчуру ножом пырнул, вот тот его кровью и измазал, переживает, что маманя его ругать будет.

* * *

— А чего с ними церемонится, — рассказывал о последнем выходе один из многочисленных Ильиных, — часовой тот смотрю аккурат со Степку росточком, даже перешивать ненужно, вот думаю свезло. Снял я сапоги, чтобы потише, подобрался к нему как учили, на цыпочках и стукнул прикладом пониже каски, чтобы френч кровью не испачкать. И вон вишь, — показывал на примерившего обновку самого младшего брата Степку, — угадал, даже сапоги того же размера оказались.

— Иван, ну а дальше то что?