Шахтерам уже не приходилось подстрекать Никона и кричать ему, чтобы он поддал жару. Никон уже сам горел. Песни звенели под его умелыми руками. Песня сменяла песню. Все веселее, все бодрее и задорнее звенела и пела гармонь, и казалось, что все кругом вместе с нею поет: и жарко подымающийся день, и ребятишки, озорной стайкой обступившие Никона, и работающие люди и даже свеже обструганные желтые смолистые бревна. И самого Никона так и подмывало вскочить, притопнуть и пуститься в пляс... Но пляса кругом не было: кругом горела веселая работа. Звенели топоры, звенели ликующие вскрики. И громче всех и радостней всех вскрикивал Зонов. Он забрался на самый конец полузаконченной крыши и, взмахивая вспыхивающим на солнце топором, подбадривал товарищей, колхозников, себя и Никона:
— Веселее!.. Хлеще!.. Сыпьте, други!.. Веселее!..
— Веселее!.. Сыпь!.. — откликались ему шахтеры.
— Так!.. Хлестко!.. Нажимай!. — ободряли своих помощников с шахты колхозники.
В бирюзовом небе таяли легкие облачка. Синели далекие горы. Жухла тронутая жарким солнцем трава и пахло свежим щепьем, деготком и чем-то горелым.
К полудню стало жарко и с полей потянуло медвяными запахами трав. Недалеко от постройки задымился синим дымом костер. Запахло вкусно жильем. Пришли женщины и стали хлопотать возле огня. Появились скамьи. Колхозники поставили деревянные козла и настлали на них плахи. Так выросли длинные столы. Женщины засуетились вокруг столов. Ребятишки помчались на деревню, откуда быстро вернулись нагруженные посудой и деревянными ложками.
Старик колхозник первый слез с крыши, отряхнул с себя щепье и сор, погладил на две стороны седые длинные волосы и, оборотясь к работающим, приветливо позвал:
— Ребятки, товарищи! Слезайте снедать. Вишь, солнце куды забралось!..
Рабочие оставили работу. Пыхтя и покряхтывая, ребятишки принесли полные ведра студеной воды и стали из ковшей поливать шахтерам. Те мылись, отфыркивались, брызгались на визжащих ребят. Никон отставил на чистое место гармонь и присел к сторонке.
— А ты, товарищ, чего-же не моешься? — подошел к нему старик. — Мойся да и за стол! Откушай!
— Я не работал! — усмехнулся парень. — С чего мне руки мыть?..
— Твоя работа, паренек, особая! Видал, как товарищи и наши ребята под музыку твою дружно робили?!
— Не волынь, Старухин! — подхватил Зонов. — Споласкивай руки да залазь за стол! Будем объедать колхоз!
— Не объедите, — засмеялись колхозники.
— Вы свой харч честно заработали!
— Что напрасно толковать! Сбуровили вы нам работенку, кою мы в неделю не осилили бы!
— Кушайте на здоровье!
За столом все сидели чинно и благопристойно. Колхозницы разносили чашки с горячей похлебкой и, сверкая радушными улыбками, упрашивали:
— Кушайте, товарищи, кушайте!
— Да мы не стесняемся! — посмеивались шахтеры.
32
Обратный путь был Никону небывало приятен и радостен.
Сдавленный в грузовике шахтерами, ощущая на каждом толчке прикосновение крепких, горячих тел товарищей, Никон чувствовал, что все они, эти, даже еще вчера незнакомые с ним рабочие, теперь ему близки и желанны.
И пришло это все так просто и неожиданно.
После обеда участники воскресника снова принялись за работу. Никон подошел к гармони, но взглянул на вскарабкавшихся на крышу, на хлопотливо и деловито возящихся возле постройки шахтеров и колхозников и вспыхнул. Внезапно ему показалось, что ведь стыдно и неловко сидеть в стороне и играть на гармони в то время, как другие работают. И он быстро подошел к работающим.
— Ты что же не играешь? — обернулся к нему Зонов.
— Я работать хочу! — слегка покраснев, заявил Никон.
— Да ты ведь и так работаешь! — без всякой усмешки возразил Зонов. — Нам под твою музыку орудовать способней!.. Спроси вот ребят!
— Верно! Верно, парень!.. Куда веселее и способнее! — подхватили шахтеры. А прежний старик колхозник, который приглашал к столу, наклонил немного на бок голову и убежденно подтвердил:
— Уж куды легче!.. Вроде, как на прогулке!
— Играй, играй, Старухин! Слышишь, народ доволен!..
— Нет, я поработаю! — настаивал Никон. — Мне охота...
— Ну, лезь, если охота...
Ему дали лопату и показали, что надо делать. С жаром принялся Никон за несложную работу. Никогда он еще так не увлекался трудом. И никогда труд не казался ему таким легким и приятным!
Но шахтеры не позволили ему долго работать. Кто-то окликнул его:
— Старухин! дружок! Слышь!
— Что? — обернулся он на зов.
— Да ты возьми гармонь! Возьми!.. Сыграй! Что-то не так споро у нас дело выходит! Подбодри нас!..
— Подбодри, подвесели, парень!
— Да мне тут сподручнее...
— Вали, вали, Старухин! Сыграни опять для общества!
Почувствовав, что его просят играть искренно и горячо, Никон подчинился охотно просьбам товарищей. И вот снова — они работали, а он играл песню за песней, и было весело и легко и ему и всем остальным...