Гарнизон

Кто—то из бойцов сделал несколько заплетающихся шагов в сторону, сорвал маску и, упав на колени, начал шумно блевать прямо на вытоптанный, посеревший снег. Остальные мелкими шажками отступали, похоже неосознанно. Губернатор был единственным, кто двинулся не от ворот, а наоборот, к ним. Шлем он то ли уронил, то ли бросил на землю. Наклонившись вперед, словно преодолевая сильнейший ветер, Теркильсен сделал несколько шагов, почти вошел внутрь... А затем развернулся и пошел обратно. Губернатор чуть пошатывался, но в целом держался более—менее уверенно, он прошел рядом с комиссаром Тамасом, как мимо пустого места, даже бровью не шевельнув. Только бросил уже через плечо пару быстрых непонятных слов и проследовал к ближайшему геликоптеру. Следом за Теркильсеном потянулись его солдаты, гораздо быстрее, чем можно было бы ожидать от телохранителей, прикрывающих отход командира. Похоже все восприняли отступление с невыразимым облегчением. Того, кто продолжал поливать снег рвотой, споро подхватили под руки и утащили за собой.

И все закончилось. Лопасти геликоптеров рубанули воздух, взмели снег, расшвыряли серо—белые крошки, как крошечную шрапнель. Геликоптеры один за другим поднялись в небо, не тяжело и солидно, как обычные грузовозы, а быстро, словно подпрыгивая. Через минуту или две лишь далекое гудение свидетельствовало о том, что совсем недавно здесь происходили загадочные и удивительные вещи

Холанн медленно, как во сне, стащил набившую оскомину маску и обтер лицо снегом Крупинки льда больно укололи кожу. Уве глубоко вдохнул морозный воздух, ощутив легкую эйфорию и подъем сил.

"Только не забывать вдыхать" — напомнил он себе и заглянул в ангар номер восемнадцать.

Холанн ожидал чего угодно, хотя по поведению Теркильсена уже стало ясно — ничего опасного в ангаре нет. И все же... Чтобы подойти к створке и посмотреть внутрь надо было сделать три шага. Каждый дался с таким трудом, будто комендант натянул цельнолитые свинцовые сапоги. На грудь словно положили тяжелую плиту, которая давила и давила, всячески препятствуя движению. Ноги онемели, Уве приходилось смотреть на них, чтобы контролировать шаги. Во рту стало разом кисло и горько, вяжущая слюна обволокла язык, как будто счетовод хлебнул полную ложку прометия. В голове бился неслышимый, но в то же время отчетливый крик.

Не трогай его...

Не смотри на него...

Не думай о нем...

И наконец Холанн увидел.

Это было слишком ужасно, чтобы объять и понять все сразу, одним взглядом. Глаза Уве выхватывали отдельные обрывки, кусочки мозаики, а вопящий от ужаса разум отказывался признавать увиденное. А самое страшное заключалось в том, что Уве никогда не видел ничего подобного, не представлял, что такое вообще может существовать. Но при этом прекрасно понимал суть и назначение любой, самой причудливой и загадочной вещи, на которую падал его взгляд.

Алое, красное, буро—черное. Пятнами, потеками, смешанное с ржавчиной. Здесь была кровь, очень много крови, для веселья, для устрашения, для жертвы Повелителю Битв. Окалина и застывшие капли расплава — это видело огонь, много огня, буйного и жадного до плоти. Металл всюду, но одновременно и не металл. Точнее металл ... не мертвый, как положено быть переработанному куску железа, прошедшему плавку и завод промышленного мира. Угрожающий, страшный металл, видящий слепой поверхностью, покрытой раковинами и глубокими выбоинами. Шрамы, настоящие шрамы там, где некогда крепились гнусные тотемы. Грубые арматурные шесты, зазубренные и заточенные, под оторванные головы, дабы славить Собирателя Черепов.

И знаки, нечестивые знаки. В большинстве своем два — выжженные, выгравированные, нарисованные, выцарапанные. Намертво впечатанные в недобрую, злую сталь. Звезда о многих лучах, вписанная в круг. И подобие паука, растопырившего четыре короткие толстые лапы.

Голова закружилась, все вокруг поплыло. За плечом словно кто—то злобно рассмеялся, повторяя с ехидной радостью:

"Ты слабый... негодный... бесполезный..."

Уве пришел в себя уже далеко за воротами, и то лишь отчасти. Он стоял на четвереньках, желудок подступил к самому горлу, извергая содержимое подобно испорченному канализационному насосу.

Как добропорядочный гражданин Танбранда Уве избегал постыдного опьянения амасеком, но дважды ему все—таки довелось напиться по—настоящему. Тогда Холанн думал, что хуже быть никак не может. оказалось — может. Причем многократно.

Кто—то хрипло закашлялся совсем рядом. Скосив воспаленный глаз, отзывающийся болью при каждом движении, счетовод заметил ноги, а затем и самого комиссара целиком.

— Что это?.. — выдохнул Уве, так и не сумев отплеваться от мерзкого кислого привкуса во рту. Кости ломило, особенно в суставах, как при высокой температуре, кишки словно завязывались в узел сами собой, скользя в животе, как холодные скользкие змеи. Комендант попытался встать, но получилось только наполовину, он не сумел удержаться на ногах и присел на одно колено, опираясь на руки. Снег холодил руки, пальцы сводило мелкими судорогами, начинавшимися от запястий.