— Прекратить огонь, — скомандовал комиссар. — Трупы сжечь. Оставшегося — в карантин. Сержант — по завершении работ доложить мне по воксу, далее вам надлежит отбыть трое суток на гаупвахте, за проволочку в исполнении приказа коменданта Холанна. Но я заменяю ваше наказание шестью часами работ над Химерами. Исполнять.
Холанн уходил все дальше. Он прошел недалеко от Гайки, которая дернулась было вперед, будто хотела подойти к коменданту. Но остановилась на полушаге. Уве посмотрел прямо в ее глаза, большие, разноцветные глаза, полные… ужаса. Не того страха, что заполнил зрачки администратора Адальнорда, но скорее отвращения. Туэрка смотрела на коменданта так, как если бы Холанн внезапно бросился к трупам и стал пожирать человеческую плоть.
Уве вспомнил свои чувства, что испытывал к механессе. Вспомнил надежды, робкие и тайные — о том, что может быть, со временем она ответит ему хотя бы тенью взаимности. И с отчетливой ясностью понял — сегодня он безвозвратно потерял то, что мог лишь надеяться обрести.
— Странный он… и страшный.
— Кто?
— Да комендант наш.
— Эт точно…
— Слышь… а чего его теперь Поджигателем кличут? А иногда — Горелым.
— Да тут история была… в общем прилетел к нам какой — то хрен с бугра, из самого белогорода. Все как положено, семья, охрана, золото там и прочее. Да как начнет фанфарить! Даешь ему дорогу и транспорт чуть ли не до самой Терры!
— О как! И чего дальше? Комендант то чего сделал?
— А Поджи… ну то есть господин Холанн глянул на него, пристально так… И взгляд страшный, меня аж в холод кинуло. Глазищи жуткие, волос седой. Прямо не человек, а Инквизитор какой!
— А дальше?!
— Дальше… Щелкнул так пальцами и тихо — тихо говорит — «позвать сюда комиссара». И голос — прямо шипение, а не голос.
— Позвали?
— Конечно! Как тут не позвать. Сам комендант зовет, тот, кто священнику приказал танки очистить…
— А хрен белый то, что делал все это время?
— Хрен… бушевал, что ему еще оставалось. Да только на стволы то не попрешь. Ну вот, приходит комиссар, а Холанн ему и говорит — сожгите, говорит, этих изменников и трусов!
— Так прямо и приказал?!
— Так и сказал, я собственными ушами слышал.
— Чудеса какие… а я вот на вышке сидел, что к востоку. Мы ничего и не знали.
— Ну теперь вот знаешь. Так, о чем я… а, вот. Так прямо и приказал — сжечь всех, как предателей. Тамас насилу уговорил просто расстрелять. А потом уже сжечь тела.
— Суровый…
— Да, такой вот он. Холанн Поджигатель.
Глава 29
День пятьдесят второй
— Итак, они будут прорываться… — сказал Александров.
За круглым столом под иллюминатором радиорубки собралось лишь четверо. Комиссар, комендант, медик и танкист — механикус. Священник уже покинул мир живых и оставалось надеяться, что его посмертное бытие окажется не столь ужасным, как агония. А Туэрка сказалась больной и устранилась от решения любых вопросов, выходящих за рамки решения сугубо технических проблем.
— Они будут прорываться, — повторил вслед за медиком Иркумов, постукивая костяшками крепких пальцев по столу. И уточнил. — Это точно… они?
— Да, — отозвался Александров. — Сообщение составлял городской мортус, он использовал кое — какие обороты, которыми мы обменялись в рабочей переписке еще… до начала всего этого. Сообщение не поддельное.
— Ясно, — качнул головой танкист.
— Мы ответим? — спросил Александров, ни к кому конкретно не обращаясь. Собственно, его слова даже вопросом назвать можно было с большой натяжкой. То ли предположение, то ли мысль, высказанная вслух пустой стене.
— Нет, — коротко сказал комиссар Тамас, сжимая ладони в кулаки. Он сидел, выпрямившись, положив руки перед собой, будто готовясь вступить в драку с любым, кто осмелился бы оспорить его решение.
— Почему? — спросил блеклым, невыразительным голосом Холанн.
Медик почесал густую бороду, свалявшуюся в подобие войлока от постоянного ношения защитной медицинской маски. Танкист отвел глаза и вздохнул. Но первым ответил все — таки именно Иркумов.
— Уве, они не дойдут.
— Почему? — повторил комендант.
Щеки Холанна, и ранее не пышущие упитанным румянцем, посерели и обтянули челюсти так, что казалось — еще немного и проступят зубы. Скулы заострились, глаза ввалились в темные провалы глазниц. Комендант очень коротко постригся, безжалостно избавившись от тщательно лелеемой челки, почти что побрил голову на военный манер. Теперь казалось, что седая щетина присыпала голову, словно невесомый пепел.