Гароэ

С севера, пересекая долины и ущелья, донеслась серия свистов, и где-то после часа такого общения – эффективного и непонятного для постороннего человека – Гарса передала лейтенанту суть «разговора» одной-единственной фразой:

– Твой капитан объявил предателями Короны тех, кто откажется собирать орхил.

– Бог мой!

– Что значит «предатель Короны»?

– А то, что этот сукин сын может «законно» преследовать, казнить, обращать в рабство или подвергать всякого рода пыткам и притеснениям кого захочет, не отчитываясь ни перед кем в своих действиях.

– Как закон может заставлять кого-то работать против воли?

Это был один из многих вопросов, на которые Гонсало Баэсе никак не удавалось найти ответа, а все потому, что, как это слишком часто случалось, речь шла не о «законе», а о том, как его преподносил человек, стоящий в тот момент у власти и желающий навязать свою волю.

Уединившись в пещере, где он столько дней пролежал раненый и впервые познал любовь самой чудесной девушки на свете, лейтенант вновь и вновь обдумывал план действий. Как сделать так, чтобы маленький остров опять стал тихим и уютным местом, каким был в самом начале, когда они сюда приплыли?

Радость улетела куда-то далеко, словно чайка, которую спугнули шпаги и копья.

Улыбки исчезли, брови нахмурились, звонкий смех уступил место приглушенному шушуканью.

Даже неизменно бодрый Бруно Сёднигусто был молчалив. У него явно имелись на то причины: уж кому-кому, а ему были отлично известны грязные приемы человека, под началом которого он служил не один год.

– Этот сукин сын добудет свой чертов орхил, даже если ему придется спустить с людей шкуру, – заключил он. – Я бы мог поклясться, что, орудуя хлыстом, он испытывает наслаждение.

И как раз в один из тех – невыносимо горьких – дней Гарса сообщила своему супругу сладостное известие: у них будет ребенок.

Вслед за первым взрывом радости возникла естественная тревога: какое будущее ожидает ребенка, который родится от слияния людей из таких разных миров, да еще в такое тяжелое время?

Поначалу антекерец представлял себе, как будет учить сына ловить судака или находить на небе главные звезды. Однако почти сразу же он спустился с небес на землю. Укромная бухта с прозрачной водой не сможет и дальше оставаться преддверием рая, пока существуют люди, которые повсюду, куда ни доберутся – хоть на самый что ни на есть последний утес на краю света, – норовят неправедно извлечь выгоду, притесняя ближнего своего.

* * *

– Иерро подарил мне такое счастье, какое я только мог пожелать… – сказал генерал, словно обращаясь к ветру, а не к своему собеседнику, – но в то же время он украл у меня веру в Бога и в людей; сладость и горечь в одинаковой мере, но ведь известно же, что мед быстро тает во рту, тогда как горечь разъедает тебя изнутри еще долгое время.

– Остров-то ни в чем не виноват.

– Виноват, виноват – я пришел к мысли о том, что он наделен душой, похожей на его истерзанную поверхность: черные скалы в соседстве с глубокими ущельями, зловещие вулканы – с тенистыми лесами, а утесы, о которые денно и нощно бьются огромные волны, – с тихими бухтами, где видно дно, находящееся на глубине двадцати саженей. Небо по соседству с адом.

– Любопытное описание и, как полагаю, точное, – с искренним восхищением заметил монсеньор Касорла.

– Надеюсь, что это так. Я несколько лет подыскивал слова, которые бы лучше всего выразили мое душевное состояние: я чувствовал себя так, словно меня посадили в бочку и столкнули с вершины холма. Страх и возбуждение настолько переплелись друг с другом, что я и сам не знал, молился ли я о том, чтобы меня остановила некая гигантская рука, или же мне хотелось мчаться вперед, пока не разобьюсь.

– А раз ты нашел слова, что же не запечатлел их на бумаге? – поинтересовался его старинный приятель. – Эта история заслуживает быть преданной гласности, хотя бы ради того, чтобы исключить возможность повторения подобных случаев. – Арагонец вытянул руки, раскрыв ладони, словно показывая невидимую книгу, и добавил: – Перед Короной стоит трудная задача: обратить в христианство новые народы по ту сторону океана, а у нас нет ни малейшего представления о том, как это осуществить, так что, думаю, твой опыт весьма пригодился бы.

– Твое предположение неверно, умоляю извинить меня за резкость и прямоту. Мы еще недавно были подчиненной нацией – и вот, пожалуйста, перешли в разряд властителей. А насколько мне известно, ни одна нация в процессе расширения своих границ ничему не научилась – ни на собственных ошибках, ни на чужих. Довольно часто удается приобрести могущество, но лишь изредка – мудрость.

– Опыт – вот что позволяет нам стать мудрее, а, как я начинаю понимать, в этой области у тебя его немало.