Гарольд Храбрый

— Однако как бы там ни было, надобно сказать, что если человек поступает, соотносясь со своей душой, со всем высоким, что есть в нём, то не нарушит путей Господних, в какого бы Бога он ни верил. Тот же, кто идёт низким путём, нарушая законы мироздания, — мучается и страдает. Независимо от того, соблюдает он ритуалы или нет.

   — Любопытные вещи говоришь ты, святой отец. Непривычно слышать их из уст священника.

   — Да, Ваше Величество, я не придерживаюсь догм.

   — Как и Иисус, — уточнил король.

   — Он источал свет Божественной истины, — согласился священник. — Я стараюсь следовать его заветам.

Они помолчали.

   — Ты знаешь, святой отец, — прервал паузу король, — за последние месяцы я много думал о нём.

   — Сие похвально, Ваше Величество... — улыбнулся отец Альдред. — Ведь в наше время иные из власть предержащих впадают в ересь.

   — Смотря что почитать ересью, — поморщился Гарольд. — Иисус учил перевоплощению души. Ныне это признано ересью.

   — Что поделать, государь, — вздохнул архиепископ. — Люди, следовавшие этому учению, не боялись смерти. А власть держится на страхе. Иначе как управлять подданными.

   — Да уж... — согласился король. — Знающими управлять трудно... Скажи-ка, святой отец. Я не могу понять одного. Если ученики не боялись смерти, то как могли предать?.. Я понимаю один. Несколько. Но все! Да ещё такого, как Иисус!

   — Всякое случается, Ваше Величество, — опустил взгляд старик.

   — Случается... — не отступал Гарольд. — И всё же что-то тут не укладывается в моей голове. Вот скажи, о чём они говорили там — в Гефсиманском саду? Пока с ними не было Иуды. Не молчали же всё время.

   — Сие нам не ведомо, — уклончиво ответил отец Альдред.

   — То-то и оно, что не ведомо, — кивнул король. — А ведь это были последние часы. Неужели ты веришь, что ученики могли уснуть? После всего, что сказал им Учитель.

   — Вы правы, — задумчиво проронил прелат, — уснуть было трудно.

   — А потом, когда пришли стражники, — они молча разошлись. Тебе не кажется всё это странным?

   — Не знаю, что и ответить, государь. Ваш разум, стремясь к истине, ломает привычные каноны.

   — Я не люблю ходить проторёнными тропами... — пожал плечами Гарольд. — Тебе не приходило в голову, что апостолы могли и не поведать нам всей истины. Слишком слаб наш разум.

   — Вы удивительно прозорливы, Ваше Величество, — многозначительно произнёс священник. Он поддел рукава сутаны и закончил: — Они не могли поведать о многом, ибо во многом знании сокрыты многие печали.

   — Если знание открывают недостойному? — поднял брови Гарольд.

   — Именно, государь, — подтвердил отец Альдред. — Да они и не ведали всего. Высшая истина доступна лишь Создателю. И Иисусу... Но и ученики успели познать многое. Поэтому на Тайной вечере Иисус открыл им сокровенное Имя Бога. Его доверяют лишь лучшим из посвящённых.

   — А кто определяет, можно ли доверить? — уточнил король.

   — Бог, — прозвучало в ответ.

   — Стало быть, недостойный человек никогда его не узнает?

   — Никогда, Ваше Величество... Появлялись и ещё будут появляться лжеучителя, претендующие на знание. Но сокровенное Имя Бога они не узнают никогда.

   — А раз так, то ученики предать не могли! — убеждённо воскликнул Гарольд. — Избранные Богом не предают... Выходит, Иисус повелел им сделать это? Уберегал?

   — Уберегал, государь, — кивнул прелат. — Они должны были нести в мир Слово Божье.

   — Так, так, так. А Иуда? Он-то по-настоящему предал?

   — Он предал. Но не так, как люди это понимают... Иисус ни от кого не скрывался. Иуда предал его в душе. Он носил сундук с деньгами и был жаден и корыстен. Ему не дано было проникнуться светом истины, исходившей от Учителя.

   — Поэтому Иисус и удалил его с Тайной вечери? Чтоб он не узнал Имя Бога?

   — Да.

   — Иисус не боялся смерти... — размышляя вслух, откинулся на спинку кресла Гарольд. — И знал, что ученики не предадут... О чём же он просил Бога?.. Не о Иуде ли?

   — Не думаю... — покачал головой архиепископ. — Хотя... Как его ни суди, а Иуда был близок Учителю.

   — Вот. Вот...

   — Всегда сидел подле него. Как друг... Или брат... — произнеся последнюю фразу, архиепископ спохватился и настороженно взглянул на короля.

   — Как друг... Или брат... — эхом отозвался Гарольд, опуская глаза.

Он молчал, оглаживая бороду, а архиепископ переживал, ругая себя за то, что напомнил королю о брате. В этот момент Гарольд поднял взор.

   — Если говорить по совести, — негромко произнёс он, — Иуде было не просто. Все ученики не от мира сего, а он обычный. Если б он отринул золотого тельца и поднял взор к небу, то и тысячи других могли бы сделать это... Но он предал... И Иисус понял, что время ещё не настало. Так?

   — Так, государь, — с грустью подтвердил священник.

Гарольд пристально взглянул на него и неожиданно спросил:

   — А если б Иисус пришёл сейчас?

   — Думаю, было бы то же самое, — не задумываясь, ответил архиепископ. — Как ни прискорбно это сознавать.

   — Ия того же мнения... — произнёс король и с горечью добавил: — Отчего мы не хотим слышать? И видеть?.. Не потому ли, что вера усложняет жизнь?

   — Усложняет, государь. Тем, кто привык жить лишь для себя, — вздохнул священник. — Иным она открывает дорогу к счастью.