— Хватит, Соломон! — отмахнулся Гарольд. — Ты утомил меня своими причитаниями!
Еврей опустил голову и молча сел на своё место.
— Кто ещё хочет высказаться?
Таны молчали.
.Гарольд встал с кресла и задорно вскричал:
— Так что, братья? Пойдём в бой? Или спрячемся за женские юбки, как советует нам Соломон?
— Смерть норманнам! — взревели саксы.
— Будем считать, что я вас убедил, — улыбнулся король. — Итак, завтра выступаем...
Одиннадцатого октября Гарольд вывел войско из Лондона и повёл на врага. Когда окраины остались позади, он съехал на обочину и окинул невесёлым взглядом свои разношёрстные полки. Ряды саксонских и датских дружинников сильно поредели, а ополченцы не вызывали особого оптимизма. Настроенные весьма воинственно, они были не обучены, неорганизованны и крайне плохо вооружены. Деревянный или бронзовый шлем, деревянный щит и в лучшем случае топор — вот и всё, чем они располагали. Некоторые из них не имели и этого и были вооружены лишь дубинами.
«Да, много с ними не навоюешь, — подумал король. — Будут путаться под ногами и мешать опытным воинам. Ничего, что-нибудь придумаем».
Тринадцатого октября Гарольд сблизился с врагом. Сакс расположил свои дружины подле Гастингса, на холме, что господствовал над долиной Сенлак.
— Вот он и пришёл! — злорадно подумал Вильгельм. — Я же говорил, что он не усидит в Лондоне. Сейчас кинется на нас очертя голову!
Но герцог ошибся — Гарольд и не думал на него нападать. Он приказал вырыть ров, насыпать вал и соорудить палисад. Расположив своих людей за этим прикрытием, он предоставил Вильгельму возможность сделать первый ход.
— Вот ведь хитрец! — раздражённо проворчал герцог. — Хочет заставить меня биться там, где ему удобнее...
— Да, монсеньор. Добраться до него будет трудно... — вздохнул стоявший неподалёку лорд-сенешаль.
Вильгельм косо взглянул на него и погрузился в размышления.
«Сакс опасен, очень опасен. Если я не смогу разбить его в одной битве — мне конец... — признался он самому себе. — Надо попытаться уладить дело миром... Или хотя бы раззадорить его...»
Герцог глубоко вздохнул и приказал:
— Отца Мейгрота ко мне!
Священник тут же явился на зов.
— Ты отправишься в лагерь саксов, монах, — начал властелин Нормандии. — И попытаешься склонить Гарольда к перемирию...
— К перемирию? — не понял отец Мейгрот.
— К перемирию! — подтвердил герцог и, холодно взглянув на монаха, продолжил: — Ты предложишь ему отречься и посулишь взамен Эссекс и все земли к северу от Хамбера.
— А если он не согласится?
— Напугай его Божьей карой.
— Он не суеверен... — покачал головой монах.
— Он-то, может быть, и нет, — раздражённо процедил Вильгельм, — но с ним его вассалы.
— Понял, монсеньор.
— Если и это не поможет, предложи на выбор: посредничество Папы... или поединок...
— Гарольд знает, что Папа на нашей стороне, — усомнился отец Мейгрот. — И рисковать судьбой народа в поединке он не будет. Это не в правилах саксов...
— Много рассуждаешь! — буркнул герцог. — Твоё дело — передать мои предложения. Ты всё запомнил?
— Да, монсеньор.
— Тогда ступай. Время не ждёт!
Монах поклонился и отправился выполнять возложенную на него миссию. Вильгельм проводил его хмурым взглядом.
Прошёл час. Герцог был в напряжении. Он то ходил по шатру, то усаживался в кресло, пытаясь взять себя в руки. Но справиться с волнением не удавалось, и он снова начинал ходить — это хоть как-то успокаивало.
Вдруг в лагере противника поднялся шум.
— Что там? — Вильгельм выглянул наружу.
— Не знаем, монсеньор, — ответил стоявший у входа Фитц-Осберн.
Вильгельм вернулся в шатёр и, усевшись в кресло, закрыл глаза. Шло время. Наконец поблизости послышались голоса, откинулся полог и в шатёр вступил запыхавшийся посланец.
— Ну что?
— Он отверг все предложения. — Монах развёл руками.
— А его люди?
— Непоколебимы.
Герцог сжал кулаки и опустил голову...
В лагере саксов стояла тревожная тишина. Большая часть дружинников улеглась спать, остальные сидели у костров и молча смотрели на огонь. И лишь в королевском шатре не умолкали голоса, то Гюрт и Леофвайн пытались уговорить Гарольда не участвовать в битве. Но все их слова были тщетными.
Тем временем наступила ночь. Как только погасли последние отблески заката, Гарольд приказал подать коня. Вскочив в седло, он в сопровождении Рагнара и братьев отправился на рекогносцировку. Всадники спустились с холма, проехали по долине и углубились в лес.
Ночь была тихой и тёмной. Луна то пряталась за тучи, то на мгновение выглядывала из-за них. Король и его спутники спешились и, ведя коней в поводу, осторожно продвигались вперёд. Ухнул филин. Летучая мышь пролетела над головой Леофвайна, коснувшись его крыльями.
— Вот дьявол! — выругался граф.
— Тихо, брат! — одёрнул его король. — У ночи есть уши!
Некоторое время саксы двигались в полном молчании. Вдруг Гарольд негромко чертыхнулся.
— Не шуми, Гарольд, — ехидно проронил Леофвайн. — А то перепугаешь норманнов.
Хакон не удержался и прыснул. Рагнар озабоченно спросил:
— Что случилось, мой король?
— Ничего не случилось, — тихо ответил Гарольд. — Я потерял ладанку, которую дала мне дочь.