Гарпагон

Проскурин ответил: да, считаем, а Кузнецов – самый продвинутый среди одноклассников в теории медитаций, добавил, что поскольку медитация и сон – это изменённые состояния одного и того же сознания, то ему, Введенскому, нечего тут, понимаешь, обижаться и кривить перед ними недовольную рожу.

– Хочешь, чтобы мы тебе поверили? Не вопрос, поверим, только приведи, пожалуйста, хотя бы одно доказательство этой встречи.

Ни одного доказательства Введенский привести не мог и потому всё оставшиеся до ухода одноклассников время не проронил о Пророке ни слова, лишь украдкой, так, чтобы этого никто не заметил, поглядывал на циферблат настенных часов, где стрелки минута за минутой приближали к новой встрече с ним.

Утро для Введенского началось с медитации. Под медленный тягучий блюз и подробные инструкции томного женского шёпота он как следует продышался, расслабился и, крепко зажмурившись, представил себе Высший разум в виде наполненного желеобразным веществом желто-оранжевого шара. Мысленно произнеся: «Я доверяю Высшему разуму огонь своего сердца и тепло своей души», пролетел через сердцевину белого лотоса к древу познания и там, в тени дубовых ветвей, встретил опиравшегося на посох Пророка.

Они вежливо поздоровались. Поинтересовались друг у друга: как здоровье, как дела, сели на скамью и слово за слово завели неторопливый разговор о величии и славе, смерти и бессмертии, Боге, его учениках и роли учеников в создании нового мира. Введенский внимательно выслушал историю об Иисусе Галилеянине – человеке, который называл себя сыном Бога, и сказал, что Иисуса, конечно, жаль, слов нет, но что касается религии, то говорить о ней в двадцать первом веке – это тоже, что ворошить далёкое прошлое – увлекательно, приятно, но бессмысленно и бесперспективно.

– Поэтому, если можно, давайте, побеседуем о чём-нибудь другом, более практичном.

Услышав эти слова, Пророк недовольно поёрзал на скамье и буркнул: нельзя.

– Я тебе уже говорил, что будущее мира зависит от выбора человека?

– Да.

– А от чего зависит этот выбор?

– Нет.

– Понятно. Тогда слушай… Выбор человека зависит от его мироощущения – от того: где он живёт, какой ландшафт его окружает, с какими народами соседствует, во что верит или, говоря другими словами, в кого…

– В кого, я так понимаю, в какого бога, раз уж речь зашла о нём?

– Да. И, кстати: это одна из причин того, что Третья мировая война скорее будет, чем нет.

– Почему?

– Всё просто. Когда человечество в очередной раз встанет перед выбором, определяющим будущее всего мира, христиане, как это уже бывало не раз, выберут свой путь, иудеи свой, мусульмане свой, атеисты вообще ничего не выберут – всё отринут, включая голос разума. И потому, когда в конце времён они встретятся при Армагеддоне, то ничего, что могло бы их объединить, не найдут.

Введенский задумчиво кивнул.

– То есть, вы хотите сказать, что выбор человека зависит от вероисповедания – от того, чему учит его бог. А поскольку боги христиан, иудеев, мусульман учат разному…

– Бог один и учит он одному – его только слышат всяк по-своему! – перебил Пророк. – Но об этом после… А так: да, человек – это творение Бога, обладающее волей и свободой выбора, которое он унаследовал от своего творца, что в свою очередь говорит о том, что Бог-творец был, есть и будет.

Последняя фраза ему не понравилась. Он опять недовольно поморщился, опять, не находя себе места, поёрзал на скамье и раздраженно махнул рукой.

– Впрочем, всё это чушь! Фомааквинщина! Забудь, что я сказал. Запомни одно: Бог существует вне зависимости от того, верят в него или нет! И на этом давай поставим точку. Всё.

Введенский улыбнулся.

– Да вы не волнуйтесь. Я верю: Бог есть. Я, если хотите знать, «Отче наш» наизусть выучил, когда в детстве с бабушкой в церковь ходил.

– Это хорошо. А то ведь у нас как бывает – в Бога не верят, а бесов боятся. Будто одни могут существовать без другого… Смех, да и только.

– Ну да, – согласился Введенский. – А вы Бога видели?

Пророк покачал из стороны в сторону головой.

– Нет, но, надеюсь, скоро увижу.

– Я тоже.

– А вот это ни к чему – у тебя есть задача поважнее.

– Какая? Изменить мир?

– Изменить себя. О том, чтобы изменить, или точнее сказать: исправить мир, лучше пока не думать.

– Ладно, не буду… А что значит, изменить себя? Избавиться от недостатков?

– Вот только не надо ни от чего избавляться – твои недостатки должны стать продолжениями твоих достоинств. Тебе надо просто постараться стать другим человеком – более сильным, твёрдым, неподвластным влияниям и страстям.

– Каким страстям?

– Греховным. Их восемь. Запоминай. Это гнев, амбициозность или, как ещё у вас говорят, тщеславие, разврат, печаль, алчность, гордость, отчаянье – то же, что уныние, и ненасытность. Причем, ненасытность – не просто чревоугодие или обжорство, а жажда иметь всё, что дозволено иметь свободному человеку. Повтори!

Введенский повторил:

– Гнев, амбициозность, разврат, печаль, алчность, гордость, отчаянье, ненасытность… Можно вопрос?

– Да, конечно.