Гарпии визжат

— Я понимаю тебя, — вдруг сказала Гатаматар. — Да, понимаю! Если бы всё шло, как прежде, да разве бы я… — она не договорила. — Но пошло ведь иначе! Моя раса хихикает. Хихикает вся! Исключения лишь подтверждают правила. Что мне прикажешь делать? Я Драконица-Мать. Я должна быть со своими детьми. Я должна быть с ними, а не против.

— Счастье, что я узнаю вас, Великая Мать, — проговорила Хинофатар напоследок. И, не залетая во дворец, отправилась искать эскортируемый ею со товарищи воздушный замок.

* * *

Путь до Канкобры прошёл в вынужденном молчании. Дракон целитель наложил заклятие безмолвия. Причём наложил его не на одну лишь Лулу Марципарину Бианку (уж на неё-то понятно зачем: чтобы не проболталась о тайной беседе у Гатаматар), но также на Бланш, на Бларпа, на Куркнарта с Алазартом и, наконец, на себя, чтобы уж наверняка.

Одна лишь советница Хинофатар, возвратившаяся к эскорту замка чуть позже, избегла заклятия. Её дракон-целитель и рад был бы присоединить к общей молчаливой картине, да увы, чтобы изменить заклятие, надо сперва самому преодолеть искусственную немоту.

Поторопился, будто ученик поторопился! Бланш читала досаду на продолговатой морде целителя и покатывалась от беззвучного смеха.

Когда Бланш смеялась, внук поглядывал на неё с настороженностью, от которой хотелось смеяться ещё сильнее, но она поспешно брала себя в руки. Не объяснишь ведь, что смех твой осмыслен, а не вынужден чудовищной птицедевой.

Впрочем, они с Бларпом вскоре приспособились объясняться знаками.

Жаль, заколдованная Лулу Марципарина к их пантомимической азбуке так и не присоединилась. Заклятие целителя, наложившееся на заклятие гарпии, вызвало у матери Драеладра ещё и крайнюю сонливость.

Возможно, её погружала в сон сама затруднённость общения. Когда ты редко используешь речь ради обдумывания, а в основном и думаешь-то ради говорения, условие вынужденного молчания переносится тобою намного-намного тяжелее.

Большую часть пути до Канкобры Марципарина Бианка попросту проспала, когда же не спала, то дремала, а в перерывах между сном и дремотой совершала прогулки по двору замка в жестокой полудрёме.

Нечего и думать в этаком состоянии расспросить её об аудиенции у Гатаматар! Повествовать о прошлом жестами, которые остаются в настоящем — здесь изрядные усилия требуются, во сне ну никак не справишься. Более того, пока Бианка пребывает в полусне, попробуй пойми, наблюдает ли она каких-нибудь гарпий, и если да, то приходят ли они к ней со стороны сна, или со стороны яви.

* * *

А вот и она, Канкобра. Чёрный небесный остров, плоский, как блин на сковороде. Блин, основательно пригоревший.

На острове не видно никаких строений — совсем никаких. Что и не удивительно. Ведь люди, попадающие сюда, чересчур заколдованы, чтобы строить, а тем более — творить высокую архитектуру.

Люди, попавшие сюда, обычно не возвращаются. Их привозят, чтобы расколдовать, но расколдования редки. А не расколдуешься — не сможешь и жить по-людски. Или наоборот: не заживёшь по-людски — не расколдуешься.

При подлёте к Канкобре заклятье дракона-целителя развеялось. Бланш и Бларп это не скоро заметили: объяснялись одними знаками, пока неверно понятый внук однажды вполголоса не выругался. Ишь, привык втихомолку распускать язык, зная, что бабушка всё равно не услышит.

Марципарина к тому времени растеряла остатки сна, поднялась на замковую стену и через бойницы внимательно наблюдала мрачный горелый блин. Сказала, немколько ошарашено:

— Да здесь ведь одна пустыня!

— О нет, — откликнулся дракон-целитель, — наш остров, конечно же, обитаемый.

Прозвучало почти саркастически.

— Но где же тогда обитатели? — полюбопытствовала Бланш.

— Вон в той чёрной дыре прямо по курсу! — тут всем стало ясно, что целитель не шутит.

Прямо по курсу внутрь чёрного небесного острова загибалась огромная воронка. Пройти внутрь такой человеческими ногами — далеко не прошагаешь. А вот на крыльях драконьих — другое дело.

— Спускаемся, — сказал внук, стоило замку остановиться.

— Пора, — подтвердил местный дракон.

Бларп откинул люк и сбросил в отверстие верёвочный трап. Первым вниз полез внук, за ним — Лулу Марципарина, замыкающей — Бланш.

Провидица немного беспокоилась, не станет ли Марципарина прямо посреди лестницы засыпать, но обошлось. Видать, за всю неблизкую дорогу Бианка успела выспаться на долгие месяцы вперёд, и теперь была возбуждена и оживлена.

— Интересно, как всё устроено там, в воронке, — произнесла Бланш, но вместо Бларпа ей ответил дракон-целитель.

— Внутрь посторонних не пускают.

— А мы посторонние? — пожелал прояснить Бларп.

— Канкобра — земля заколдованных. Кто не заколдован, тот лишний.

Бларп высказался в том смысле, что скоро в Канкобре отбоя не будет от драконов, имеющих все основания проникнуть в воронку.

— Я знаю, — ответствовал целитель, — всё я знаю.

Бларп и Бланш приняли его знание к сведению и не стали выспрашивать, как он сам относится к ожидаемому наплыву.

Там же, на краю гигантской воронки, бабушка и внук простились с матерью Драеладра. Не сказать, что с особенной теплотой, но хоть как-то проститься надо было.