Гарпии

— Нет, никому. То есть, да, сестре. В те дни мать приболела, так что сестра у нас каждый день бывала, а так она редко приходит. Сестре было интересно про пани Ванду слушать, ну я и рассказывал.

— И больше никому, только сестре?

— А кому же еще? У меня и времени не было.

Уж наработался я в ту неделю — сил нет! И на лекции ходил, и потом допоздна при мойке вкалывал, а еще приходилось по магазинам угломер искать. Жуткое дело.

— А на лекциях никому не проболтались?.

— Да нет, как-то к слову не приходилось...

Похоже, Мартинек очень жалел, что никому больше не рассказал о приезде пани Ванды, вон как это, оказывается, нужно пану полицейскому, кайся теперь. Знай он раньше, уж бы постарался, всему городу разболтал. Бежан не знал, что и думать. Неужели этот великовозрастный придурок и в самом деле не понимает, почему ему задают такие вопросы, неужели в этой пустой голове не рождается никаких ассоциаций? Трудно поверить в такое счастье.

— Да вы не переживайте, — великодушно успокоил он парня, — нет так нет. Расскажите, что было потом.

— А потом пани Ванда приехала, аккурат я прибирался в чулане. Вы не представляете, пан полицейский, сколько наработался! Уж там набралось барахла — девать некуда, все выносил и выносил, а тут еще пани Фелиция мне ногу отдавила, я с мусором выхожу, а панна Дорота как раз привезла американскую старушку. На Яцеке привезла. А потом я о ней с Яцеком говорил, он меня на пиво пригласил, почему не пойти, если приглашают, ведь верно ? За пивом я ему, Яцеку значит, много чего порассказал, как там у нас; все обстоит и так далее.

Яцек почему-то комиссара не заинтересовал.

— Ас сестрой или с кем еще вы говорили об американке после ее приезда? С какими другими особами?

— В этот день другие особы отпали, потому как я сразу пошел к сестре, ведь мать приболела, я пану уже говорил, и почти не готовила еды, так что домой незачем было возвращаться. А сестре я рассказал, что вот, приехала американка... Ага, тут еще к ней, к сестре значит, соседка зашла, подруга ее, живут в одном доме, дверь в дверь, так она тоже слушала и смеялась. И еще они с сестрой говорили — хорошо иметь в родне миллионершу, обязательно оставит свои денежки. Причем немного даже с сестрой поспорили. Сестра была за Доротку, а соседка говорила — все Фелиции оставит, как старшей, я еще порадовался, мне бы это было на руку. А оказалось — сестра угадала. Панне Дороте почти все завещано.

Старший комиссар пришел в чрезвычайное волнение, хотя постарался этого не показать. Стоп, одергивал себя, никаких скоропалительных выводов, н если этот недоумок говорит правду...

— Очень хорошо. Продолжайте, проше пана. И в хронологическом порядке. Что было потом?

Многозначительно наморщив лоб, Мартинек опять задумался, вспоминая.

— А потом пани Ванда завела привычку дубасить по полу молотком. Даже не потом, а сразу же по приезде и начала. Хронологически — в первый же вечер, — А вы ежедневно бывали в доме Вуйчицких?

— Почитай, каждый день.

— А у сестры?

— Нет, у той каждый день не поешь. Приходилось через день. Знаете, пан полицейский, скуповата она... Но тут один раз вдруг меня даже сама пригласила, хотя особо не радовалась, когда я приходил. А тут пригласила. Как раз, когда пани Ванда собиралась к нотариусу, чтобы написать завещание. Говорила — все им оставит, а больше всех Дороте, но договорилась с нотариусом на следующий день, а в тот день к нему ходила пани Фелиция. Надо же было узнать. И нотариус сказал, что пани Ванда и в самом деле очень богата, вот только не любит за себя платить, или не может, я не совсем понял. А потом была уже та пятница, но я вернулся домой и ни с кем не общался...

— Минутку. Расскажите сначала о том случае, когда сестра специально пригласила вас. Соседка присутствовала ?

— Ясное дело.

— И о чем вы в тот день рассказывали?

— Да вот как раз о планах пани Ванды и о том, что собирается все родным отписать, а больше всех Доротке.

— Как фамилия вашей сестры?

— По мужу Прухнякова.

— А соседкина?

— Фамилии ее не знаю, а зовут Вероникой.

Ни с того ни с сего Роберт Гурский, до сих пор молчаливо слушавший, вдруг задал неожиданный вопрос:

— А как звали мясника, которому после Перикла досталась Астазия?

— Клеон, — без запинки ответил смертельно озадаченный Мартинек. — Только он был не мясник, а скорняк, тот, что шкуры выделывает. Какое отношение он имел к пани Ванде?

— Благодарю вас, — сухо ответил Роберт и опять замкнулся.

Мартинек бросил на него искоса подозрительный взгляд и, наклонившись к Бежану, конфиденциально поинтересовался:

— Он что, кроссворды разгадывает?

— Иногда, и, представьте, на службе! — так же вполголоса конфиденциально ответил Бежан и повысив голос, задал следующий вопрос:

— Итак, в четверг, то есть накануне пятницы, вы последний раз рассказывали в доме сестры о пани Ванде?

— Откуда! Потом еще сколько раз рассказывал, ведь только ей и было интересно, моих стариков такие вещи не колышат. А брата и вовсе. Но тогда пани Ванду уже убили...

Бежан остановил разогнавшегося свидетеля: