Гарри из Дюссельдорфа

Несколько дней тому назад мне случайно попался небольшой пасквиль против Вас — письма, оставшиеся после Берне. Я бы никогда не поверил, что Берне так безвкусен, мелочен и пошл, если бы не эти черным по белому написанные строки. А добавление Гуцкова и прочих — что за жалкая мазня! В одном из немецких журналов я дам подробный разбор Вашей книги о Берне. Вряд ли в какой-либо литературный период книга встречала более тупоумный прием, чем тот, какой оказали Вашей книге христианско-германские ослы, а между тем ни в каком периоде немецкой литературы не ощущалось недостатка в тупоумии.

Может быть, вы хотели бы сообщить мне еще что-нибудь «специальное» относительно Вашей книги, — в таком случае, сделайте это поскорее.

Ваш К. Маркс».

В 1845 году Маркс и Энгельс организовали в Брюсселе Коммунистическое бюро сношений. Партийным представителем — корреспондентом из Парижа — был Герман Эвербек. Он часто навещал Гейне и в донесениях Коммунистическому бюро сношений и в личных письмах к Марксу постоянно упоминал о Гейне.

В письме, написанном в августе 1845 года, Эвербек сообщал Марксу о своем посещении Гейне. Он побывал у поэта в Монморанси, где тот жил на даче, он «наслаждался этим несокрушимым насмешником, продолжавшим творить, несмотря на болезнь глаз». В трагических выражениях описывал Эвербек состояние здоровья Гейне в письме от 15 мая 1846 года: «Гейне едет завтра на воды в Пиренеи; бедняга безвозвратно погиб, потому что сейчас уже проявляются первые признаки размягчения мозга.

Умственная деятельность, а особенно его юмор, несмотря на уже замечающееся помутнение сознания, пока еще без перемен; но уже прибегают к болезненным операциям, вроде введения порошков под кожу, и все тщетно. Он будет умирать постепенно, частями, как бывает иногда, — в течение пяти лет. Он еще пишет, хотя одно веко всегда закрыто. Я посетил его вчера: он шутит и ведет себя, как герой…»

Когда в сентябре 1846 года Энгельс приехал в Париж по поручению брюссельского бюро, он посетил Гейне. Об этой встрече Энгельс подробно написал Марксу, рассказывая об ужасной болезни поэта.

Консилиум врачей с неопровержимой ясностью установил, что у Гейне все симптомы прогрессивного паралича. Эта неизлечимая болезнь приносила большие страдания поэту, и нужно было обладать огромным мужеством, чтобы продолжать работу, да еще в тяжелых материальных условиях.

В феврале 1847 года в Париж приехал Карл Гейне. Между ним и поэтом наконец состоялось примирение. Но Какой ценой! Гейне вынужден был согласиться на уничтожение огромного четырехтомного труда — «Мемуаров», над которым он работал семь лет. Легкомысленный брат Гейне Максимилиан, врач, работавший в Петербурге, тоже находившийся в это время в Париже, собственноручно сжег рукопись Генриха Гейне. Сохранился лишь небольшой отрывок с описанием детства поэта. Мировая литература понесла невознаградимую потерю: пропала одна из увлекательнейших мемуарных книг XIX века.

Гейне была восстановлена ежегодная рента в четыре тысячи восемьсот франков.

«Снова грохочут барабаны…»

Белые больничные стены, белоснежное белье на постели, сиделки в белых халатах… Все было белым в этот хмурый февральский день. Гейне лежал в частной лечебнице своего друга, доктора Фотрие. Матильда неотлучно сидела у постели больного и читала вслух «Три мушкетера» Дюма. Гейне восхищался взлетом фантазии знаменитого романиста и с удовольствием слушал чтение Матильды.

Проснувшись ранним утром 22 февраля, Гейне не увидел возле себя Матильды. Сиделка объяснила ему, что мадам Гейне, очевидно, трудно пробиться сквозь толпу, заполнившую улицы Парижа.

— Что случилось? — спросил Гейне.

— Кто его знает… — сказала сиделка. — Говорят, начинается революция.

В течение нескольких февральских дней свершился исторический переворот. Луи-Филипп был свергнут и бежал в Англию. Во Франции была провозглашена республика.

— Какое несчастье — переживать такие революции в моем состоянии! — вздыхал Гейне. — Я должен был бы выздороветь или умереть.

Вскоре врачи выяснили, что держать Гейне в больнице бессмысленно: они ничем не могли помочь больному. Поэта перевезли домой. Матильда поставила кресло у окна, где он проводил большую часть дня, с волнением прислушиваясь к шуму революционного Парижа.

Нервное возбуждение поддерживало в поэте силы. Он даже отваживался выходить из дому, если чувствовал себя немного лучше.

В мае, когда Париж был в цвету каштанов, в веселом кипении народа, Гейне вышел на улицу и с большим трудом поплелся по залитому солнцем городу. Помутневшие глаза различали пестроту революционных плакатов и воззваний, он видел еще не разобранные баррикады, кое-где виднелись следы от пуль.