Гарри из Дюссельдорфа

Мы здесь, на земле, устроим жизнь

На зависть небу и раю.

При жизни счастье нам подавай!

Довольно слез и муки!

Отныне ленивое брюхо кормить

Не будут прилежные руки.

А хлеба хватит нам для всех,

Закатим пир на славу!

Есть розы и мирты, любовь, красота

И сладкий горошек в приправу.

Да, сладкий горошек найдется для всех,

А неба нам не нужно -.

Пусть ангелы да воробьи

Владеют небом дружно!

Этот жизнерадостный тон поэта, верящего в приход нового, социалистического общества, несомненно, навеян общением с Марксом, которому Гейне читал главы из новой поэмы.

Любой дорожный эпизод наводит поэта на раздумье.

Прусские таможенники роются в его чемоданах, ища контрабанду:

Обнюхали все, раскидали кругом

Белье, платки, манишки,

Ища драгоценности, кружева

И нелегальные книжки.

Глупцы, вам ничего не найти,

И труд ваш безнадежен

Я контрабанду везу в голове,

Не опасаясь таможен.

И много книг в моей голове,

Поверьте слову поэта!

Как птицы в гнезде, там щебечут стихи,

Достойные запрета.

Случайная реплика о Таможенном союзе, брошенная соседом по почтовой карете, вызывает резкую насмешку Гейне. Не о таком объединении Германии под руководством реакционной Пруссии мечтает он. Поэт хочет видеть свою родину единой и демократической, без прусских юнкеров, без вышколенных бессловесных солдат, без немецких князей и королей.

В фантастическом сне поэт беседует со средневековым императором Фридрихом Барбароссой, кумиром всех националистов. Гейне, описывая эту встречу, невольно вспоминал геттингенский скандал с графом Вибелем из-за Барбароссы. И он представил этого кайзера как жалкого, растерянного старика, сидящего в подземелье горы Кифгайзер. Барбаросса обанкротился со своей мечтой о спасении Германии, и ему даже нечем расплатиться с солдатами-наемниками. Гейне с необычайным остроумием рассказывает старику, что пришли иные времена - с монархами теперь не церемонятся, а модная "машинка гильотина" может укоротить Барбароссу на голову.

"Герр Ротбарт! - крикнул я. - Жалкий миф!

Сиди в своей старой яме!

А мы без тебя уж, своим умом

Сумеем управиться сами!

Сиди же лучше в своей дыре,

Твоя забота - Кифгайзер.

А мы... если трезво на вещи смотреть:

На кой нам дьявол кайзер?"

Гейне осмеял не только героев средневековой старины.

В поэме даны разоблачительные портреты современных поэту реакционеров, видящих в национализме и католичестве оплот монархии. Поэт называет их по именам: Генгстенберг, Масман, Ян, он зло издевается над этими мракобесами.

Тянется по грязной и липкой дороге почтовая карета.

Мелькают города и городишки, где царит внешнее спокойствие и под пуховыми перинами сладко спят обыватели в ночных колпаках. Гейне рассказывает о проезде через крепость Минден, Бюкебург, родину его деда, и Ганновер.

Наконец в иронически-лирическом тоне поэт изображает встречу с матерью, описывает впечатление от полусгоревшего Гамбурга. Мелькают по улицам города видения юношеских лет. Как в тумане, Гейне встречает своего старого цензора Гоффмана, "кривого Адониса" - гамбургского антиквара; банкир Гумпель, высмеянный в "Путевых картинах" под именем Гумпелино, уже умер. Много перемен в Гамбурге.

И ратуша где, о которой сенат

И бюргерство восседало?

Все без остатка пожрал огонь,

И нашей святыни не стало.

Гейне с горькой иронией расхваливает своего издателя Юлиуса Кампе, с которым он отправляется в винный погребок:

С другим издателем я б отощал,

Он выжал бы все мои силы,

А этот мне даже подносит вино

Я буду при нем до могилы.

Хвала творцу! Он, создав виноград,

За муки воздал нам сторицей,

И Юлиус Кампе в издатели мне

Дарован его десницей.

Гейне завершил свою поэму хвалой тому новому поколению, которое придет на смену лицемерам, ханжам тевтономанам, всему отживающему старому обществу:

Растет поколенье новых людей

Со свободным умом и душою,

Без наглого грима и подлых грешков,

Я все до конца им открою.

Растет молодежь - она поймет

И гордость и щедрость поэта,

Она расцветет в жизнетворных лучах

Его сердечного света.

Гордо говорит Гейне о роли поэта, чье свободное слово не могут задушить никакие королевские приказы. Он обращается с предостережением к земным властителям:

Берегись, не тронь живого певца!

Слова его - меч и пламя.

Страшней, чем им же созданный Зевс,

Разит он своими громами.

И старых и новых богов оскорбляй,

Всех жителей горнего света

С великим Иеговой во главе,

Не оскорбляй лишь поэта.

В апреле 1844 года Гейне отправил рукопись поэмы "Германия" Кампе. Чтобы избежать предварительной цензуры, он составил большой сборник "Новые стихотворения", куда входил лирический цикл "Новая весна", политическая лирика - "Современные стихотворения" и поэма "Германия. Зимняя сказка". Поэт решил снова съездить в Гамбург, на этот раз с Матильдой, как только будет готов набор книги.

В сборах и хлопотах время проходило быстро. Матильда бегала по модисткам и шляпочницам, словно готовилась в кругосветное путешествие. Гейне сообщал матери:

"Я приезжаю с семьей, то есть со своей женой и попугаем Кокотт". Это не было шуткой. Матильда не допускала мысли, что Кокотт останется в Париже, а она будет в Гамбурге.