Гарри из Дюссельдорфа

Центром литературной жизни Берлина были салоны, где собирались видные писатели, журналисты, актеры, художники, музыканты. Вскоре после приезда в столицу Гейне явился с рекомендательным письмом одного влиятельного литератора в салон Рахели фон Фарнгаген. Ее муж, Карл Фарнгаген фон Энзе, был дипломатом, литературным и театральным критиком, человеком тонкого вкуса, прекрасным собеседником и собирателем анекдотов, городских сплетен и пересудов. Но прежде всего он был мужем своей жены, одной из самых образованных и интересных женщин первой трети прошлого века. Ее незаурядный ум, глубокое художественное чутье и горячий темперамент привлекали в гостиную Фарнгагенов выдающихся людей.

Друзьями Рахели были известные философы Шеллинг и Фихте, естествоиспытатель Вильгельм Гумбольдт, писатель Карл Гуцков, теоретик немецкого романтизма Фридрих Шлегель и многие другие.

Рахель Фарнгаген не отличалась красивой внешностью. Она была маленького роста, на ее неуклюжей фигуре платья сидели мешковато, но лицо было необыкновенно выразительно, а густые темно-каштановые волосы обрамляли высокий лоб. Глубокие синие глаза Рахели горели воодушевлением, когда она говорила об искусстве.

Ее суждения были смелы и неожиданны. Рахель ненавидела всякую сухость и педантизм. И берлинские остряки говорили, что она убивает все это одним взглядом на расстоянии тридцати миль в окрестностях. Несмотря на то что она была на четырнадцать лет старше мужа и в описываемое время уже достигла пятидесятилетнего возраста, выглядела она очень моложаво, чему способствовали ее необычайные живость и подвижность.

Когда Генрих Гейне впервые вошел в дом Фарнгагенов, его встретил сам хозяин на пороге темноватой и неуютной передней. Он ввел гостя в просторный зал, освещенный рядом ламп под матовыми абажурами и восковыми свечами на столах. Стены были оклеены блеклыми голубыми обоями, отчего лица гостей казались бледными. Красивая старинная мебель, обитая голубым шелком, украшала зал, но темно-серые тяжелые гардины придавали ему некоторую мрачность. Хозяйка салона очень приветливо поздоровалась с Гейне, сказала ему несколько приятных слов чарующим, мягким голосом и оставила его на попечение мужа. Гейне стал присматриваться к Карлу Фарнгагену. Этот тридцатишестилетний толстяк, с круглым, румяным лицом и спокойными серыми глазами, выглядел несколько старше своих лет. Несмотря на внешнюю солидность, он держался очень бойко, непрестанно сыпал шутками и анекдотами, вынимал из кармана записную книжку и тотчас заносил в нее услышанное им острое словцо. Говорил он тихо и вкрадчиво, наклоняясь к уху собеседника. В зале было так много гостей, что Гейне затерялся в их толпе, От его наблюдательности не ускользнуло, что Фарнгаген фон Энзе ловит каждую фразу Рахели, смеется ее шуткам и старательно записывает их в свою книжку. Когда Фарнгаген вышел встретить нового гостя, в зале раздался смех, а вслед за этим стремительно вошел хозяин дома и стал спрашивать гостей:

- Что сказала Рахель? Наверно, что-нибудь очень интересное?

Тихий и робкий молодой человек, державшийся в стороне от гостей, Генрих Гейне был некоторое время незаметной фигурой в блестящем обществе Фарнгагенов. Но на одном из литературных вечеров он отважился прочитать несколько своих лирических стихотворений, все еще не появлявшихся в печати, - и сразу же завоевал себе признание. Ободренный высказываниями друзей Фарнгагенов, он стал увереннее, и общество сразу оценило его лирическое дарование наряду с выдающимся умом.

Уже летом 1821 года он сделался своим человеком в доме № 20 по Фридрихштрассе, в квартире Фарнгагенов. Рахель стала его покровительницей. "Такой он тонкий и какой-то особенный, - писала Рахель одному из своих друзей. - Понимала я Гейне и он меня часто тогда, когда другие лишь выслушивали; это привлекло его ко мне, и он сделал меня своим патроном". Гейне, отличавшийся поэтической восторженностью, называл Рахель умнейшей женщиной вселенной, человеком, который знал и понимал его лучше всех. "Если она знает, что я живу, она знает также, что я думаю и чувствую". И Гейне даже носил галстук с надписью в романтическом духе: "Я принадлежу госпоже Фарнгаген".

Гейне привязывала к ней постоянная забота о нем как о поэте. Рахель, горячая поклонница Гёте, могла часами говорить о поэзии. Она ценила в стихотворениях Гейне самобытность. Рахель явно увидела, что Гейне уходит от романтических мечтаний, и прозвала его "последним королем романтики".

- Да, я последний король романтики, - как-то сказал ей Гейне, - и мое тысячелетнее царствование окончено. Новая жизнь требует новых песен, которые безжалостно разрушают романтический обман.