Гарри из Дюссельдорфа

- Ну хорошо, - согласился слуга.

Медленной, степенной походкой он поднялся по ступенькам крыльца и толкнул тяжелую входную дверь.

Она открылась и тотчас же захлопнулась за ним.

Молодой человек еще несколько мгновений постоял перед домом на тротуаре.

Так вот где он живет, этот великий немец, к которому совершает паломничество чуть ли не весь цивилизованный мир... Будет ли он принят завтра? Бог весть...

И тотчас же озабоченность сошла с лица молодого человека. Саркастическая улыбка заиграла на его губах.

Он поправил рюкзак, взмахнул тросточкой и быстро удалился, напевая песенку.

...Два маленьких окна скупо освещали длинную, узкую комнату. Посреди стоял простой овальный стол дубового дерева, заваленный книгами и бумагами. Несколько поодаль, у стены, находился другой стол, грушевого дерева, а над ним тянулись полки, уставленные книгами.

У стены налево, опираясь на высокую конторку, плотный, несколько грузный старик перебирал утреннюю почту, старательно разглядывая каждый конверт и каждый пакет и раскладывая корреспонденцию по отдельным кучкам.

У входа в рабочий кабинет стоил слуга.

- Это все, что получено сегодня? - спросил хозяин.

- Ах, я совсем запамятовал! Один молодой человек просил передать вам это письмо.

Хозяин взял письмо и движением руки дал понять слуге, что он больше в нем не нуждается. Затем он вскрыл конверт и быстро пробежал короткое послание:

"Ваше превосходительство!

Прошу Вас о счастье предстать перед Вами на несколько мгновений. Я не буду Вам в тягость, я лишь поцелую Вашу руку и уйду. Зовусь я Г. Гейне, родом из Рейнской области, с недавних пор проживаю в Гсттингене, а до этого несколько лет провел в Берлине, где встречался со многими Вашими старыми знакомыми и почитателями (с покойным Вольфом, Фарнгагенами и др.), и с каждым днем все крепче любил Вас. Я тоже поэт и три гола назад имел смелость послать Вам свои "Стихотворения", а полтора года назад"Трагедии" вместе с "Лирическим интермеццо". Кроме того, я болен и поэтому совершаю трехнедельное путешествие но Гарцу, и на Брокене я был охвачен желанием совершить в честь Гёте паломничество в Веймар. Я явился сюда как паломник в полном смысле этого слова, пешком и в запыленной одежде.

В ожидании исполнения моей просьбы, остаюсь с обожанием и преданностью

Г. Гейне.

Веймар. 1 октября 1824 г."

Гёте получал множество таких писем. Со всех сторон осаждали его просьбами о свидании. Многим приходилось отказывать. Ему уже было семьдесят пять лет, и после недавней болезни поэт сильно ослабел. Он не хотел признаться в этом ни себе, ни другим. Все так же брался за работу с утра, все так же педантично разбирался в обширной корреспонденции, возился со своими минералогическими коллекциями, увлекался электромагнетизмом и анатомией. Но он чаще и быстрее уставал и поэтому почти не являлся ко двору и не выезжал на званые вечера.

"Жизнь становится тем дороже для нас, чем меньше остается нам жить", как-то сказал Гёте своему секретарю, и это было горькое признание великого жизнелюбца.

Гёте рассеянно посмотрел в окно, выходившее в сад, и задумался.

Мысли его текли плавно и спокойно, словно воды широкой, величественной реки. Он обдумывал вторую часть "Фауста", которая давалась ему очень тяжело.

Заложив руки за спину, он медленно прохаживался по маленькому кабинетнку. Здесь, в полутемной комнатке, куда не долетал уличный шум, раскрывался перед великим поэтом его богатый внутренний мир...

"Фауст... В чем его счастье? - думал Гёте. - Я не могу написать трагедию. Это привело бы меня к безумию.

Я должен найти путь счастья для Фауста. А что такое счастье? Говорят, что я счастливый человек. Но если я оглядываюсь назад, то я вижу бесконечное количество уступок и отречений, бесконечное количество отказов от того, к чему я стремился. Я вижу непрерывный труд.

лишь порой мой ПУТЬ освещается лучом, напоминающим счастье. И так от начала до самого конца... Быть может, люди нового поколения будут счастливее. Они будут знать, как бороться за это счастье..."

Зазвенел мелодичный колокольчик. Десять раз пробили часы под стеклянным колпаком, стоявшие неподалеку, в гостиной. Постучали в дверь.

Вошел слуга и остановился на пороге. Это означало, что завтрак подан.

Гёте запахнул полы своего халата. Взгляд его скользнул по столу.

- Вот что, - сказал он слуге. - Я приму этого молодого человека, который сегодня передал письмо.

- Слушаю, ваше превосходительство.

Уже вечерело, и от берегов реки веяло легкой прохладой. Багровый солнечный шар медленно опускался, и а,член парка опустели. Гейне сидел на мшистой скамейке под сенью широколиственного дерева. Он читал маленькую книжечку, ушжаясь каждой страницей. Это был сборник стихов Гете "Западно-восточный диван". Гейне любил эти цветущие песни и звонкие изречения, в которых все было исполнено благоухания и жара. Гёте перелил в стихи свое восхищение жизнью, и стихи эти были так легки и воздушны, что Гейне всегда изумлялся, как можно написать нечто подобное на немецком языке.