Гарри Поттер для взрослых или КАК ОНО БЫЛО (СИ)

„Нужно прекратить таскаться к Юльке… Хотя, конечно, это было бы форменной трусостью с моей стороны. Сейчас я единственное звено между ЕЁ миром и миром, в котором обретается Севка…“ Получается, ни до, ни после родов Юлии он просто права не имеет её оставлять… Или всё это предлог, чтобы видеться с ней?.. Самое мудрое в такой ситуации — пустить всё на самотёк. О чём действительно сейчас стоит подумать, так почему МакГонагалл сподобилась-таки отпустить знаменитую троицу туда, где их очень даже может быть ждёт лютая смерть? Что заставило Директора Хогвартса дать вольную Поттеру, Грейнджер и Уизли? Может, Минерве тоже явился во сне Дамблдор, с мнением которого (единственного!) она считалась? Стоп! Дамблдор во снах более не является… Что, если МакГонагалл видела его в другой ипостаси? Живого… или полуживого? Ведь она занимает его апартаменты, а это что-нибудь да значит! Там каждый пустяшный предмет хранит память о своём прежнем хозяине. Насколько знал Будогорский, нынешняя директриса Хогвартса ничего не меняла в жилище Дамблдора. Напротив, с педантизмом старой девы она холила и лелеяла вещи Альбуса, протирая их ежедневно с тщательностью, которая в конце концов могла бы нанести ущерб большим и малым дамблдоровским безделушкам, так как она рисковала затереть их до дыр. Упиваясь болью неразделённой любви (сказать кому — не поверят!), Ростислав как-то оставил за кадром то, что раньше бы не обошло его внимания: что предшествовало принятию МакГонагалл решения не чинить препятствий на пути Поттера? Широкими шагами Будогорский преодолел расстояние от своего кабинета до директорского и гаркнул перед входом:

— Десятка червей! — он вошёл в стену.

Лестница-эскалатор доставила его прямёхонько до порога. Он распахнул тяжелые дубовые двери и замер. За письменным столом сидел… Альбус Дамблдор.

— Прошу Вас, Ростислав Апполинарьевич, — услышал Будогорский плаксивый голос Директрисы, — ущипните меня!

Ей-богу, на привидение более походила Минерва: в одной ночной рубашке она была тоща, как жердь, и растрёпана наподобие огородного пугала.

— ОН меня преследует! — МакГонагалл указала дрожащим пальцем на Альбуса.

— Почему! Почему, Минерва, Вы не хотите примириться с тем, что я жив? Неужели эта мысль для Вас столь неприятна?

МакГонагалл всхлипнула. А Будогорский решительно шагнул к столу и протянул руку Дамблдору. Тот улыбнулся и встал во весь рост.

— Благодарю, Ростислав. Как видите, я вышел из подполья. Потому как дела ваши крайне запущены.

Барин удивленно приподнял брови. МакГонагалл всё ещё стояла, прижавшись к стене.

— Да, очень запущены, — повторил Дамблдор — строго и в то же время ласково — вполне в его духе.

Он вышел из-за стола и потянулся. Ростислав отметил, что рука учителя — мёртвая в последние месяцы ТОЙ жизни — вновь выглядела „как новенькая“.

— Готов предупредить некоторые ваши вопросы. Во-первых, отличное снадобье Вы когда-то приготовили, Ростислав Апполинарьевич… Не для слабонервных, да-с… но ведь и я не из таких?! — Дамблдор ухмыльнулся в бороду. — Во-вторых, Ваш рецепт имеет одну особенность… Интересно, Вы знаете о ней?

— То, что существует связь между Вашей силой и слабостью Волан-де-Морта? — вопросом на вопрос ответил Будогорский (в то время как МакГонагалл переводила взгляд, полный непонимания, с одного мужчины на другого).

— Значит, знаете, — Дамблдор разочарованно вздохнул. — Тогда, в-третьих: обо мне не должен знать НИКТО. И так посвященных больше, чем достаточно.

— Я не понимаю, — вмешалась Маконагалл. — Выходит, Поттеру привиделось, будто Вы убиты Снеггом?

— И да, и нет, Минерва. Видите ли, у нас была с Северусом договорённость, о которой ничего не знал Гарри. Вот и всё…

— Всё?! — взвизгнула почтенная дама. — А то, что честный человек оклеветан, Вам всё равно?

— Это ему епитимья. За грехи, — жестоко пошутил старец.

МакГонагалл пошла пятнами и открыла рот, дабы издать вопль справедливого негодования, но Дамблдор упредил её:

— Тихо! Теперь мы действуем сообща. Каждый из нас достаточно силён в окклюменции, чтобы Волан-де-Морт пребывал в неведении относительно моего воскрешения, — он совершенно неожиданно выкинул вперёд правую руку. — Один за всех?

— И все за одного! — МакГонагалл и Будогорский подтвердили мушкетёрский жест, положив свои ладони поверх Директорской.