Отец отстранился и, оглянувшись на дом, позвал мальчиков. Руки Гарри поднялись поправить очки, да так и застыли в воздухе, когда он услышал:
— Люпин, Северус, подойдите, поздоровайтесь с дядей и братом.
И к ним шагнули два мальчика, его младшие братья. Гарри почувствовал, как его изнутри распирает шар счастья, и этот шар, это счастье росло и разрасталось всё больше и больше, грозя лопнуть или взорваться на тысячи… нет, мириады звезд безумного… снова нет... Ну как же это выразить? Да и можно ли это описать, если ты всю жизнь думал, что ты один, что нету у тебя брата или сестры. Дадли не в счет, он кузен и сын нелюбимой тётки.
Едва удержавшись от счастливых воплей, Гарри постарался успокоиться, поправить, наконец, очки и с радостным интересом принялся рассматривать мальчиков. Люпин, тощий и нескладный тринадцатилетний подросток, кареглазый, с вьющимися каштановыми волосами, приветливо и прямо смотрел на него. За ним застенчиво прятался маленький Северус, он робко выглядывал из-за спины Люпина и бросал на Гарри быстрые синие искры любопытства.
А Михаэль как вцепился в Северуса, так и стоит вцепившись в него, не отпускает, то за руки схватит, то за плечи обнимет, то за шею к себе притянет-прижмет, ну никак не может успокоиться, поверить, что Северус, его младший брат, всё-таки здесь, вот тут, стоит живой, реальный, настоящий… И оттого, что его мотает из стороны в сторону, тискают, хватают, Северус и не знал уже ничего, а только все больше и больше понимал: его ждали, любили и помнили, искали, не бросали…
Генри Танкреди, видя, что всё в порядке, выгрузил из багажника чемоданы, забытые своими пассажирами по понятно какой причине, поставил возле крыльца, после чего сел в машину и никем не замеченный спокойно уехал.
А когда страсти немного улеглись, Михаэль познакомил их со своей женой и матерью своих сыновей — Валерией. Шатенка приветливо улыбнулась и, подойдя, обняла их по очереди, сперва Северуса, потом Гарри. Правда, последнего она покрепче обняла, до хруста в ребрах, так, что у того дыхание перехватило. А потом они все вошли в дом и стали знакомиться уже с ним, вернее, пока с первым этажом. Просторный светлый холл, соединенный с гостиной слева и столовой справа, в глубине которой виднелась кухонная стойка. Сам холл насквозь пронизывал дом и в дальнем его конце виднелась застекленная веранда, выходящая на задний двор, а перед ней начиналась широкая лестница, полуспиралью уходящая на верхний этаж. С обеих сторон вдоль холла, за гостиной и столовой виднелись три широкие двустворчатые двери и одна обычная. Гарри не смог удержаться от любопытства и, улучив случайный момент, мельком заглянул за две из них — справа за столовой обнаружилась гардеробная комната, уставленная шкафами-купе с одеждой и скамеечками-кушетками, с полувзгляда было ясно, что в этой комнате одеваются на улицу в холодные сезоны. Слева напротив оказался спортзал со стенками, матами и тренажерами.
С трудом оторвавшись от созерцания привлекательных помещений и уговорив себя, что прочее можно потом посмотреть, Гарри поспешил догнать остальных в гостиной и с интересом осмотрелся. Первое, что бросалось в глаза, был рояль вишнёвого дерева, стоявший в глубине гостиной на невысоком подиуме, в какой-то полунише. Сбоку глухая стена с камином, за ним стеклянная стенка, зачем-то освещенная яркой лампой внутри. Не в силах перебороть своё любопытство, Гарри подошел поближе и заглянул в таинственный шкаф, как он думал, но это оказался не шкаф, а гигантский террариум-вольер и в нём аккурат под лампой свернулся кольцами огромный сетчатый питон.
Поглазев на экзотического домашнего питомца, Гарри отвел глаза и принялся изучать гостиную дальше. Напротив камина широкое окно, распахнутое по случаю теплой погоды и ведущее на подъездной двор, по обе стороны от окна шкафы с книгами, безделушками и телевизором. Ну и, разумеется, вечный атрибут всех гостиных: мягкие диваны с креслами и банкетками, перед самым большим диваном стоял чайный столик, и в довершение всего на полу пушистый толстый ковер. И этот ковер привел Гарри в чувство, он наконец-то обратил внимание на то, что остальные разулись, а он и Северус бессовестно стоят прямо на ковре в уличной обуви. Спохватившись и переглянувшись, они бросились обратно в холл — разуваться. Михаэль вежливо спросил, надо ли им тапочки? Посмотрев на ноги хозяина дома и отметив, что он стоит босиком, Северус и Гарри отказались, решив остаться в носках и гадая про себя, везде ли в Европе положено разуваться или это просто прихоть отдельно взятой семьи?