Гарри Поттер и Дары Смерти

Думбльдор говорил, что Вольдеморт наверняка спрятал окаянты в неких значимых местах, поэтому Гарри и Гермиона снова и снова, будто надоевшую молитву, повторяли названия, так или иначе связанные с Вольдемортом. Сиротский приют, где он родился и вырос, «Хогварц», где учился, «Боргин и Д’Авило», где работал после школы, затем Албания в годы изгнания… На этом они основывали свои рассуждения.

– Во-во, давайте рванем в Албанию. Страну обыскать – задача-то на пару часиков, – язвил Рон.

– Там окаянтов быть не может. Пять из них сделаны до изгнания, и Думбльдор был уверен, что шестой – змея, – отвечала Гермиона. – А она, мы точно знаем, не в Албании, она всегда рядом с Воль…

– Я же просил: имя не произносить!

– Хорошо! Змея всегда рядом с Сам-Знаешь-Кем, доволен?

– Лопаюсь от счастья.

– Насчет «Боргина и Д’Авило» тоже сомневаюсь. – Гарри твердил это постоянно, но сейчас сказал, чтобы прервать очень неуютную паузу. – Они знатоки черной магии, они бы окаянт сразу распознали.

Рон демонстративно зевнул. Гарри, с трудом подавив желание запустить в него чем-нибудь тяжелым, продолжил:

– Я по-прежнему считаю, что окаянт где-нибудь в «Хогварце».

Гермиона вздохнула:

– Но Думбльдор бы его нашел!

Гарри в тысячный раз привел довод в пользу своей теории:

– Он при мне говорил, что и не мечтает узнать все секреты «Хогварца». Говорю вам, если есть место, по-настоящему важное для Воль…

– Эй!

– САМ! ЗНАЕШЬ! КОГО! – заорал Гарри, потеряв терпение. – Если есть место, по-настоящему важное для Сами-Знаете-Кого, то это «Хогварц»!

– Да брось, – фыркнул Рон. – Школа?

– Да, школа. Его первый настоящий дом, где он осознал свою исключительность. «Хогварц» для него – все, и даже когда он доучился…

– Мы говорим о Сами-Знаете-Ком, я ничего не путаю? Или уже о тебе? – поинтересовался Рон, дергая на шее цепочку медальона. Гарри смертельно захотелось придушить его этой цепочкой.

– Ты говорил, Сам-Знаешь-Кто просил Думбльдора взять его преподавателем, – сказала Гермиона.

– Точно, – кивнул Гарри.

– И Думбльдор считал, что он хочет вернуться ради какой-то вещи, возможно, принадлежавшей основателям, чтобы создать еще один окаянт?

– Ну да.

– Но ведь работы в «Хогварце» он не получил? – продолжала Гермиона. – А значит, шанса создать и спрятать в школе окаянт у него не было!

– Хорошо, – сдался Гарри. – Забудем про «Хогварц».

Отчаявшись что-то придумать, они под плащом-невидимкой отправились в Лондон искать сиротский приют, где Вольдеморт провел детство. Гермиона прокралась в городскую библиотеку и выяснила, что дом снесли много лет назад. Они пришли по указанному адресу и обнаружили там офисное здание.

– Попробовать добраться до фундамента? – без энтузиазма предложила Гермиона.

– Тут он окаянты прятать не стал бы, – решительно отрезал Гарри. Он был уверен на сто процентов. Прятать осколок души там, откуда всегда стремился сбежать? Нет. Думбльдор показал Гарри, что для тайников Вольдеморт всегда выбирал места грандиозные и таинственные, вроде «Хогварца», министерства или колдовского банка «Гринготтc» с его золотыми воротами и мраморными полами. Куда до них этому серому, убогому лондонскому уголку?

Они безыдейно блуждали по стране, каждый вечер разбивая стоянку на новом месте. По утрам тщательно уничтожали следы своего пребывания и отправлялись на поиски другого уединенного места, аппарируя то в лес, то в тенистую расщелину меж скал, то на молиниевый луг или склон горы, поросший утесником, а однажды заночевали в прибрежной пещере на гальке. Каждые двенадцать часов они передавали друг другу окаянт, и это напоминало детскую игру «передай посылку» в пугающе замедленном темпе, где каждый в страхе ждет мгновения, когда стихнет музыка и в награду ему достанутся полдня мучительной тревоги.

Шрам по-прежнему не давал Гарри покоя. Особенно часто это случалось, если на шее висел окаянт. Иногда Гарри не мог сдержаться и морщился от боли.

– Что? Что ты видел? – сразу спрашивал Рон.

– Лицо, – бормотал Гарри, – все то же лицо. Парня, который ограбил Грегоровича.

Рон отворачивался, даже не пытаясь скрыть разочарование. Он надеялся узнать что-нибудь о семье или Ордене Феникса, Гарри это понимал, но не мог, как телевизор, транслировать передачи по заказу; он видел только то, о чем в данную минуту думал Вольдеморт. А тот неотступно думал о смешливом воришке, ни имени, ни местонахождения которого тоже не знал. Белокурый весельчак то и дело, словно дразня, проникал в сознание, шрам саднил, но Гарри научился скрывать боль – малейшее упоминание о воре страшно злило Рона и Гермиону. Гарри на них почти не обижался – просто они очень надеялись получить подсказку, где искать окаянты.

Дни шли за днями, сливаясь в недели, и Гарри начал подозревать, что Рон и Гермиона секретничают за его спиной, причем по его поводу. Они замолкали, стоило Гарри зайти в палатку; дважды он случайно натыкался на них, когда они о чем-то шептались, и оба раза они поспешно прекратили разговор и сделали вид, будто собирают хворост или идут за водой.