Гарри Поттер и дары смерти

- Дамблдор всегда заставлял меня самостоятельно что-то узнавать. Он давал мне узнать свою силу, рисковать. Это похоже на то, что он делал.

- Гарри, это не игра, это не тренировка! Это жизнь, и Дамблдор оставил тебе достаточно ясные инструкции: найти и уничтожить Хоркруксы! Этот символ ничего не значит, забудь о Дарах Смерти, мы не можем позволить, чтобы нас преследовали…

Гарри почти её не слушал. Он вертел Снитч в руках, часть его надеялась, что он откроется, а внутри окажется Воскрешающий Камень, и он докажет Гермионе, что он прав, что Дары существовали.

Он обратился к Рону.

- Ты не веришь в это, так?

Гарри посмотрел на него, Рон замешкался.

- Не знаю… то есть… кое-что действительно сходится… - сказал Рон неловко, - но когда смотришь на все вещи в целом… - он глубоко вдохнул. - Я думаю, нам надо избавиться от Хоркруксов, Гарри. Это то, что сказал нам сделать Дамблдор. Возможно… мы должны забыть об этих Дарах.

- Спасибо, Рон, - сказала Гермиона, - я пойду на дежурство первой.

Он прошла мимо Гарри и села у выхода палатки, прекращая всё действо.

Но Гарри не мог уснуть той ночью. Мысль о Дарах Смерти завладела им, он не мог успокоиться, пока мысли крутились в его голове: палочка, камень и Мантия… если бы он только мог завладеть ими…

Я открываюсь в конце… Что будет в конце? Почему он не мог достать камень сейчас? Если бы у него был камень, он бы мог задать эти вопросы лично Дамблдору… и Гарри шептал Снитчу слова в темноте, пробуя всё, даже Змеиный Язык, но золотой шарик не открывался…

А палочка, Старшая Палочка, где она была спрятана? Где сейчас искал Волдеморт? Гарри уже желал, чтобы его шрам снова загорелся и показал ему мысли Волдеморта, потому что впервые он и Волдеморт были объединены желанием завладеть одной и той же вещью… Конечно, идея не понравилась бы Гермионе… Но она ведь и не верила… Ксенофилиус был прав по-своему… Ограниченная. Недалекая. С узкими представлениями… Она боялась правды, мысли о Дарах Смерти, особенно Воскрешающем Камне… и Гарри снова прижал губы к Снитчу, целуя его, почти проглатывая, но холодный металл не поддавался…

Уже почти рассветало, когда он вспомнил про Луну, которая сидела одна за решёткой в Азкабане, окружённая Дементорами, и вдруг ему стало стыдно за себя. Он забыл о ней из-за лихорадочного увлечения Дарами. Если бы он мог её спасти… но он бы не смог пройти через такое количество Дементоров. Теперь, когда эта мысль заняла его, он понял, что не пытался вызвать Патронуса терновой палочкой… надо было попробовать утром…

Если бы он мог достать палочку получше…

И желание овладеть Старшей Палочкой, непобедимой палочкой Смерти, снова поглотило его…

Они сложили палатку следующим утром и пошли дальше сквозь стену дождя. Ливень гнал их на берег, где они и расположились той ночью, так было всю неделю, вокруг них были только мокрые пейзажи, которые вгоняли Гарри в депрессию. Он мог думать только о Дарах Смерти. В нём словно загорелся огонёк, который не могли потушить даже неверие Гермионы или настойчивые сомнения Рона. Но чем больше он желал заполучить Дары, тем меньше ему это доставляло радости. Он винил Рона и Гермиону: их отрицание не нравилось ему так же, как и дождь, от которого у него портилось настроение, но ничего не могло убить в нём уверенность, которая оставалась неизменной. Вера Гарри и жажда Даров овладела им настолько, что он чувствовал себя изолированным от двух своих друзей и их одержимостью Хоркруксами.

- Одержимость? - со злобой сказала Гермиона, когда однажды вечером он случайно проронил это слово, после того как Гермиона указала ему на его потерю интереса в поиске Хоркруксов. - Мы не одержимы, Гарри! Мы пытаемся сделать то, что хотел от нас Дамблдор!

Но ему был неинтересна её скрытая критика. Дамблдор оставил лично ей символ Даров, а в том, что Воскрешающий Камень покоился внутри Снитча, Гарри и не сомневался. Ни один не может жить, пока жив другой… Хозяин Смерти… почему Рон и Гермиона не понимали?

- «Последний же враг истребится - смерть», - спокойно процитировал Гарри.

- А я то думала, что мы боремся с Сам-Знаешь-Кем, - огрызнулась Гермиона и Гарри перестал пытаться убедить её.

Даже загадка серебряной лани, которую парочка обсуждала так активно, казалась Гарри менее важной, едва интересным сопровождением. Его волновала только боль в его шраме, которая возникла снова, хотя он делал всё, чтобы скрыть её от других. Он искал уединения, когда она возникала, но то, что он видел, разочаровывало его. Его с Волдемортом видения стали худшего качества: размытыми, без резкости. Все, что он мог различить - это череп и гору, больше похожую на тень, чем на что-то материальное.

Привыкнув к резким видениям, похожим на реальность, Гарри очень расстроился такой перемене. Он волновался, что связь между ним и Волдемортом была повреждена, связь, которой он одновременно боялся и, что бы он ни говорил Гермионе, к которой стремился.