Гарри Поттер и Дары Смерти

Гарри дочитал статью, но продолжал слепо смотреть на газетную полосу. Омерзение, ярость поднимались в нём, как рвота; он скомкал газету и со всей силы швырнул об стену. Бумажный ком упал на гору хлама, выросшую у переполненной мусорной корзины.

Гарри бесцельно заходил по комнате, едва понимая, что делает, — открывал пустые ящики, хватал какие-то книги и тут же клал их на место... В голове мелькали обрывки статьи: отношениям Думбльдора и Поттера посвятила целую главу... повышенный, противоестественный интерес... в юности и Думбльдор якшался с силами зла... удалось заполучить такого очевидца, за чьи воспоминания многие журналисты не раздумывая отдадут свои волшебные палочки...

— Враньё! — заорал Гарри и увидел в окно, как сосед, собиравшийся в очередной раз запустить газонокосилку, замер и испуганно посмотрел наверх.

Гарри тяжело сел на кровать. Осколок зеркала отпрыгнул. Гарри взял его и принялся вертеть в руках и всё думал, думал о Думбльдоре, о том, как его оклеветала Рита Вритер.

И вдруг перед ним мелькнуло что-то ярко-голубое. Гарри замер; порезанный палец вновь скользнул по неровному краю осколка. Нет, показалось. Показалось. Гарри обернулся. Стена позади него — отвратительного персикового цвета, выбранного тётей Петунией. Ничего голубого в зеркале отразиться не могло... Гарри снова глянул в осколок — и увидел там собственный зелёный глаз.

Померещилось — единственное объяснение; померещилось, потому что он слишком напряжённо думал о бывшем директоре своей школы. Пронзительного взгляда ярко-голубых глаз Альбуса Думбльдора ему больше не увидеть никогда — уж в этом Гарри был уверен.

Глава третья. Дурслеи дают драпака

Хлопнула парадная дверь. Стук эхом разнёсся по дому, затем послышался крик:

— Эй, ты!

К Гарри подобным манером обращались шестнадцать лет, так что он понял, кого дядя зовёт, но отзываться не спешил. Он по-прежнему не отрываясь смотрел на осколок зеркала, где ему померещился глаз Думбльдора. И лишь когда дядя истошно заорал: «ПАРЕНЫ» — Гарри встал и поплёлся к двери, задержавшись на секунду у рюкзака, чтобы сунуть туда осколок. Его тоже надо взять с собой.

— А подольше нельзя? — рявкнул Вернон Дурслей, едва Гарри появился на площадке. — Быстро вниз. Надо поговорить!

Гарри спустился, глубоко засунув руки в карманы джинсов. В гостиной его ждали Дурслеи — все трое, в дорожной одежде: дядя Вернон — в бежевом пиджаке на молнии, тётя Петуния — в изящном пальто лососевого цвета, а блондинистый здоровяк Дудли, двоюродный брат Гарри, — в кожаной куртке.

— Что? — спросил Гарри.

— Садись! — приказал дядя Вернон. Гарри поднял брови. — Пожалуйста! — прибавил дядя Вернон и поморщился, будто слово оцарапало ему горло.

Гарри сел. Он, кажется, знал, что сейчас будет. Дядя Вернон заходил по комнате. Тётя Петуния и Дудли тревожно следили за его перемещениями. Наконец дядя остановился против Гарри. И, наморщив большое сизое лицо, сообщил:

— Я передумал.

— Удивительное рядом, — сказал Гарри.

— Что за тон!.. — пронзительно начала тётя Петуния, но дядя Вернон замахал на неё руками.

— Всё ерунда и собачья чушь, — объявил он, уставив на Гарри поросячьи глазки. — Не верю ни единому слову. Я решил окончательно: мы никуда не едем. Остаёмся.

Гарри взглянул на дядю с насмешливой досадой. Вот уже месяц Вернон Дурслей ежедневно менял решение, причём всякий раз упаковывал, распаковывал и переупаковывал вещи. Особенно забавно было, когда он, не зная про гантели, которые присовокупил к своим пожиткам Дудли, попытался закинуть чемодан обратно в багажник и рухнул, рыча от боли и изрыгая проклятия.

— По твоим словам, — дядя Вернон снова заходил по комнате, — всем нам — Петунии, Дудли и мне — угрожает опасность. И опасность эта исходит от... от...

— Да-да, от «нашей братии», — договорил за него Гарри.

— Так вот — я тебе не верю. — Дядя Вернон опять остановился перед ним. — Я полночи думал и догадался: вы хотите заполучить дом.

— Дом? — переспросил Гарри. — Какой дом?

— Этот! — крикнул дядя Вернон, и вена у него на лбу запульсировала. — Наш дом! Цены на недвижимость здесь растут как на дрожжах! Вы нас вытурите, а потом — оп! Колды-балды, и всё переписано на тебя, и...

— Вы с ума сошли? — возмутился Гарри. — Какая недвижимость? Вы что, и правда такой тупой?

— Не смей!.. — взвизгнула тётя Петуния, но дядя Вернон снова от неё отмахнулся. По сравнению с опасностью, которую он заподозрил, личные оскорбления — пустяки.

— На всякий случай напоминаю, — сказал Гарри, — что у меня вообще-то есть дом: крёстный завещал. Зачем мне ваш? На добрую долгую память?

Наступила тишина. Гарри решил, что аргумент возымел действие.

— Значит, ты утверждаешь, — дядя Вернон опять забегал по комнате, — что этот ваш лорд... как бишь его...