Гарри Поттер и Философский камень

– …за лучшую за многие годы шахматную партию, сыгранную в стенах этой школы, я начисляю «Гриффиндору» пятьдесят баллов.

От воплей гриффиндорцев едва не взлетел зачарованный потолок, а звёзды на нём замигали. Слышно было, как Перси объясняет другим старостам:

Это мой брат, между прочим! Младший! Прошёл через шахматную доску Макгонаголл!

Наконец волнение улеглось.

– Во-вторых – мисс Гермионе Грейнджер… за победу холодной логики над жарким пламенем я начисляю «Гриффиндору» ещё пятьдесят баллов.

Гермиона закрылась локтями; Гарри заподозрил, что она разрыдалась. Гриффиндорцы чуть не лопнули от счастья – они поднялись на сто баллов!

– В-третьих… мистер Гарри Поттер, – продолжил Дамблдор. Повисла мёртвая тишина. – Его выдающееся мужество и хладнокровие приносят «Гриффиндору» ещё шестьдесят баллов.

Овация была оглушительной. Тот, кто, надрывно визжа, был ещё способен считать, уже понял, что у «Гриффиндора» теперь четыреста семьдесят два балла – и они сравнялись со «Слизерином». Они разделят кубок. Эх, если бы Дамблдор дал Гарри хоть на один балл больше!

Дамблдор поднял руку. В зале постепенно воцарилась тишина.

– Храбрость бывает разная, – улыбнулся Дамблдор. – Нужна невероятная отвага, чтобы встать на борьбу с врагами, но не меньше силы потребно, чтобы выступить против друзей. Поэтому я присуждаю десять баллов мистеру Невиллу Лонгботтому.

Человек, случайно оказавшийся за дверями Большого зала, вполне мог подумать, что там произошёл взрыв – так заорали за столом «Гриффиндора». Гарри, Рон и Гермиона ликовали вместе со всеми, а Невилл, от потрясения белый, исчез – столько народу бросилось его обнимать. Он ещё ни разу не получал для своего колледжа ни одного балла. Гарри, не переставая вопить, ткнул Рона под рёбра и показал на Малфоя – тот остолбенел в ужасе, будто на него наложили полный телобинт.

– И это означает, – провозгласил Дамблдор, перекрывая невообразимый гвалт, ибо и «Хуффльпуфф», и «Равенкло» торжествовали падение «Слизерина», – что нам пора сменить декорации.

Он хлопнул в ладоши. В мгновение ока зелёные драпировки сменились алыми, а серебро – золотом; огромная слизеринская змея исчезла, и её место занял могучий гриффиндорский лев. Снейп с жутковатой натянутой улыбкой пожимал руку профессору Макгонаголл. Он перехватил взгляд Гарри, и тот сразу понял, что любви к нему у Снейпа не прибавилось ни на йоту. Но Гарри не тревожился. Казалось, в следующем году все будет нормально – нормально по меркам «Хогвартса», естественно.

То был лучший вечер в жизни Гарри – лучше выигрыша в матче, и лучше Рождества, и лучше нокаутирования горного тролля… Он никогда ни за что не забудет этот вечер.

Гарри и не помнил, что ещё должны объявить результаты экзаменов, но их объявили. К великому удивлению и Гарри, и Рона, они оба сдали довольно неплохо, а Гермиона, разумеется, оказалась лучшей среди первоклассников. Даже Невилл переполз в следующий класс: хорошая оценка по гербологии перевесила чудовищную по зельеделию. Все рассчитывали, что из школы вышвырнут Гойла, который был столь же туп, сколь и гнусен, однако и он всё сдал. Обидно, но, как сказал Рон, даже в мечтах не стоит наглеть.

И вот гардеробы вдруг опустели, вещи сложились в сундуки, жабу Невилла изловили в углу туалета, а ученикам раздали напоминания о запрете колдовать на каникулах («Я всякий раз надеюсь, что про них забудут», – грустно вздохнул Фред Уизли). Хагрид рассадил первоклассников по лодкам и переправил через озеро; они уселись в «Хогвартс-экспресс», болтая и смеясь, а пейзаж за окном становился всё зеленее и опрятнее; жуя всевкусные орешки, они проезжали мугловые городки; снимали колдовские одежды и натягивали куртки; и вот наконец подъехали к платформе девять и три четверти на вокзале Кингз-Кросс.

С платформы они выходили довольно долго. Морщинистый контролёр пропускал через турникет по двое-трое, чтобы не привлекать лишнего внимания: вот бы испугались муглы, если б все вывалились из стены оравой.

– Приезжайте к нам летом обязательно, вы оба, – сказал Рон друзьям. – Я пришлю сову.

– Спасибо, – ответил Гарри. – У меня будет хоть что-то приятное впереди.

Друзья медленно шли к воротам в мугловый мир, а однокашники торопливо обгоняли их на ходу. Некоторые кричали:

– Пока, Гарри!

– Увидимся, Поттер!

– По-прежнему знаменитость, – ухмыльнулся Рон.

– Только не среди родных, уверяю тебя, – сказал Гарри.

Они втроём прошли в ворота.

– Вот он, мам, вот, смотри!

Это пропищала Джинни Уизли, младшая сестра Рона, но показывала она вовсе не на брата.

– Гарри Поттер! – верещала она. – Смотри, мам! Я вижу…

– Тихо, Джинни, не кричи. И показывать пальцем некрасиво.

Миссис Уизли им улыбнулась:

– Интересный был год?

– Очень, – ответил Гарри. – Спасибо за помадку и свитер, миссис Уизли.

– Не стоит, милый, пустяки.

– Готов, ты?

Это произнёс дядя Вернон – как всегда багроволицый, как всегда усатый, как всегда возмущённый наглостью Гарри: гляньте на него, тащит огромную клетку с совой по вокзалу, а тут обычные, нормальные люди ходят. Позади стояли тётя Петуния и Дадли – похоже, перепуганные.