Перед Гарри лежал светловолосый человек с бледными веснушками на бледном лице. Гарри его узнал. Он видел этого человека в дубльдуме, видел, как дементоры уводили его из зала суда, видел, как он убеждал мистера Сгорбса, что невиновен… только теперь вокруг глаз у него появились морщины, и выглядел он много старше…
В коридоре послышались торопливые шаги. Вернулся Злей и привел с собой Винки. Следом тотчас вошла профессор Макгонаголл.
– Сгорбс! – Злей как вкопанный остановился в дверях. – Барти Сгорбс!
– Святое небо, – профессор Макгонаголл тоже замерла и уставилась на неподвижное тело.
Из-за ноги Злея выглянула грязная, растрепанная Винки. Она широко раскрыла рот и пронзительно завопила:
– Господин Барти, господин Барти, что вы тут делаете?
И бросилась на грудь молодому человеку.
– Вы его убили! Вы его убили! Вы убили хозяйского сына!
– Его всего лишь сшибли, Винки, – проговорил Думбльдор. – Будь добра, отойди в сторонку. Злотеус, вы принесли зелье?
Тот предъявил стеклянный пузырек с прозрачной жидкостью – тот самый признавалиум, которым он недавно угрожал Гарри. Думбльдор встал из-за стола, наклонился над лежащим и усадил его, привалив к стене под Зеркалом Заклятых, откуда на присутствующих по-прежнему сурово взирали отражения Думбльдора, Злея и Макгонаголл. Винки осталась стоять на коленях – она дрожала и закрывала руками личико. Думбльдор силой открыл молодому человеку рот и влил туда три капли зелья. Затем палочкой указал на его грудь и велел:
– Воспрянь.
Сын Сгорбса открыл глаза. Взгляд его был бессмыслен, глаза пусты. Думбльдор опустился перед ним, чтобы говорить ему прямо в лицо.
– Ты меня слышишь? – тихо спросил Думбльдор. Веки молодого человека задрожали.
– Да, – еле слышно пробормотал он.
– Расскажи нам, пожалуйста, – мягко начал Думбльдор, – как ты здесь оказался. Как ты сбежал из Азкабана?
Сгорбс сделал долгий, судорожный вдох и заговорил ровно и безжизненно:
– Меня спасла мать. Она знала, что умирает. И уговорила отца выполнить ее последнюю просьбу – спасти сына. Он любил ее так, как никогда не любил меня. И согласился. Они пришли меня навестить. Дали мне всеэссенцию с волосом моей матери. А она выпила всеэссенцию с моим волосом. Мы поменялись обличиями.
Дрожащая с головы до ног Винки затрясла головой:
– Молчите, господин Барти, молчите, не говорите больше ничего, вы сделаете плохо вашему отцу!
Но Сгорбс лишь снова глубоко вдохнул и продолжал все так же сухо:
– Дементоры слепые. Они почуяли, что в Азкабан вошел один здоровый и один умирающий. А потом почуяли, что из Азкабана выходит один здоровый и один умирающий. Отец вынес меня, переодетого в одежду матери, на случай, если заключенные увидят нас сквозь решетку… Мама вскоре умерла в Азкабане. До самого конца она старательно принимала всеэссенцию. Ее похоронили в моем обличии и под моим именем. Все считали, что она – это я.
Веки молодого человека дрогнули.
– А что сделал с тобой отец, когда ты снова оказался дома? – тихо спросил Думбльдор.
– Инсценировал мамину смерть. Тихие похороны, пустая могила. Наш домовый эльф, Винки, выходила меня, вернула к жизни. После этого я должен был скрываться от людей. Меня нужно было держать под контролем. Отец заклинаниями подавлял мою волю. Когда ко мне вернулись силы, я мечтал только об одном – найти моего господина… вернуться к нему и служить ему.
– Как отец подавлял твою волю? – спросил Думбльдор.
– Проклятие подвластия, – ответил бывший Хмури. – Он полностью контролировал меня. Заставлял днем и ночью носить плащ-невидимку. Я всегда был под надзором домового эльфа. Она была моим сторожем и моей нянькой. Она меня жалела. Уговаривала отца изредка баловать меня чем-нибудь. В награду за хорошее поведение.
– Господин Барти, господин Барти, – зарыдала Винки из-под пальчиков, – нельзя это рассказывать, нам будет плохо…
– Кто-нибудь еще знал, что ты жив? – по-прежнему мягко допрашивал Думбльдор. – Кроме твоего отца и домового эльфа?
– Да, – ответил Сгорбс, и его веки вновь дрогнули. – Ведьма из департамента моего отца. Берта Джоркинс. Она пришла к нам домой, принесла отцу бумаги на подпись. Его дома не было. Винки провела ее в дом и вернулась на кухню ко мне. Но Берта Джоркинс услышала, как Винки со мной разговаривает. И подкралась разведать. Услышала достаточно и догадалась, кто скрывается под плащом-невидимкой. Отец вернулся домой. Она набросилась на него с обвинениями. Он наложил на нее очень сильное заклятие забвения. Слишком сильное. Сказал, что оно навсегда повредило ее память.
– А чего она полезла в личные дела хозяина? – плакала Винки. – Чего ей было от нас надо?
– Расскажи про финальный матч чемпионата мира, – велел Думбльдор.