– Наша программа-минимум, – продолжала Гермиона, перекрикивая Рона и делая вид, будто он не произнес ни слова, – обеспечить им достойную оплату и условия труда! Программа-максимум – изменить положение закона о неиспользовании волшебных палочек и попытаться ввести их представителей в департамент по надзору за магическими существами, потому что их процент там возмутительно низок!
– И как же мы все это будем делать? – спросил Гарри.
– Будем набирать людей, – объяснила довольная Гермиона. – Думаю, двух сиклей вступительного взноса – за значок – хватит на финансирование кампании по выпуску листовок. Рон, ты будешь казначеем – наверху я приготовила для тебя жестянку, – а ты, Гарри, секретарь, поэтому запиши все, что я сейчас говорю, это будет протокол нашего первого собрания.
Наступила пауза; Гермиона сияя смотрела на мальчиков, а Гарри разрывался – его просто бесила Гермиона и забавляла гримаса Рона. Наконец молчание было нарушено, но не Роном, который выглядел так, будто временно впал в идиотизм, а тихим «тук-тук» в окно. Гарри посмотрел через опустевшую гостиную и за стеклом на подоконнике увидел снежно-белую сову в лунном свете.
– Хедвига! – закричал он, спрыгнул с кресла и бросился открывать окно.
Хедвига влетела и, прошелестев по комнате, приземлилась на предсказания Гарри.
– Наконец-то! – воскликнул он, торопясь за ней.
– Она принесла ответ! – возликовал Рон, тыча в скомканный кусочек пергамента, привязанный к лапке.
Гарри поспешно отвязал его и сел читать, а Хедвига, нежно ухая, перепорхнула к нему на колено.
– Что там? – почти беззвучно спросила Гермиона.
Письмо было очень коротким, и писали его, судя по почерку, в спешке. Гарри прочитал вслух:
Гарри,
Немедленно вылетаю на север. Известие о твоем шраме – последняя капля в ряду очень подозрительных слухов. Если опять заболит, сразу обратись к Думбльдору – говорят, он пригласил Шизоглаза, а значит, он тоже правильно читает сигналы, даже если он один такой.
Скоро с тобой свяжусь. Мои наилучшие Рону и Гермионе. Будь начеку, Гарри.
Гарри поднял глаза на Рона и Гермиону. Те смотрели на него.
– Он вылетает на север? – прошептала Гермиона. –
– Какие еще сигналы читает Думбльдор? – недоуменно спросил Рон. – Гарри… что?..
Гарри со всей силы треснул себя кулаком по лбу, спугнув Хедвигу с колена.
– Не надо было ему говорить! – в гневе рыкнул он.
– О чем ты? – удивился Рон.
– Из-за этого он решил, что должен вернуться! – Гарри грохнул кулаком по столу, и Хедвига, возмущенно ухая, перелетела на спинку кресла Рона. – Он возвращается, потому что решил, что я в опасности! А со мной все в порядке! А для тебя у меня ничего нет, – рявкнул он на Хедвигу, с надеждой щелкавшую клювом, – хочешь есть – лети в совяльню!
Хедвига оскорбленно поглядела на Гарри, снялась с места, больно хлопнув его по голове крылом, и вылетела в открытое окно.
– Гарри, – успокоительно начала Гермиона.
– Я иду спать, – отрубил он. – Увидимся утром.
Наверху он переоделся в пижаму и забрался в кровать, но сна не было ни в одном глазу.
Если Сириус вернется и его поймают, виноват будет он, Гарри. Нет бы ему промолчать. Подумаешь, поболело три секунды – что же, сразу жаловаться?.. Почему у него не хватило ума оставить это при себе…
Он слышал, как вскоре в спальню пришел Рон, но не стал с ним разговаривать. Гарри долго-долго смотрел на полог над головой. В спальне стояла абсолютная тишина, и, будь Гарри меньше поглощен переживаниями, он бы сообразил, что и Невилл не храпит, а значит, он здесь не единственный, кто лежит без сна.
«Бэльстэк» И «Дурмштранг»
Утром, когда Гарри проснулся, в голове у него сформировался четкий план – видимо, пока он спал, мозг не переставал думать. Гарри встал и в предрассветных сумерках оделся; не став будить Рона, он вышел из спальни и спустился в пустую общую гостиную. Там со стола, где осталась лежать его работа по прорицанию, он взял лист пергамента и написал следующее:
Дорогой Сириус!
Наверное, мне просто показалось, что шрам болел, в прошлый раз я тебе писал в полусне и ничего не соображал. Тебе совершенно не нужно возвращаться, у нас все в порядке. Не беспокойся обо мне, у меня ничего не болит и вообще все хорошо.