Гарри Поттер и Лес Теней. Альтернативное окончание.

– Вас, дорогая, я тоже рад видеть, - барон галантно поклонился в сторону Валери, поднимавшей осевшего мешком Гарри, - закончим начатое? Не возражаете, если сегодня я не буду церемониться – в этом столетии нравы поражают своей бесхитростной простотой… Авада… Впрочем, я забыл об одной детали: Ассио медальоны! – проорал барон, в наэлектризованном магией воздухе золотыми искорками сверкнули медальоны Ордена Феникса; шнурок снейпова амулета чуть не придушил хозяина, попытавшегося придержать его.

- А вот теперь поговорим по-настоящему, - удовлетворённый барон намотал шнурки с медальонами на латную перчатку, и холодная злоба исказила его черты. Перспектива светской беседы с человеком, «надевшим» такое выражение лица, вряд ли вдохновила бы кого-нибудь, за исключением законченных мазохистов.

- Инволлио Магикус! – Валери Эвергрин заключила в защитную стену всех троих, и отчаянно закричала:

- Профессор! Гарри со мной, уходим, скорее! Купол получился слишком большой, он долго не выстоит!

- Я не могу, - еле выговорил Снейп. - Аппарируйте без меня. И поторопитесь, чёрт подери!

- Ну уж нет, - возмутилась Валери, - не думаете же вы, что я вас брошу!

- Делайте, что вам говорят, глупая вы женщина! – Снейп пытался говорить грозно, но получался только полузадушенный хрип. Через колеблющийся, как желе, купол было видно: Вольдеморт, вытянув в их сторону палочку, шепчет какое-то заклинание. Мисс Эвергрин, обхватив вокруг талии слабо трепыхающееся тело Гарри, волоком дотащила его до скрюченного Снейпа и свободной рукой вцепилась в плечо профессора. Хлопок аппарирования слился с треском, с которым лопнула защитная сфера, и струя пламени лизнула землю в том месте, где только что находились трое людей. Сам момент аппарирования (под мышкой не у Снейпа, как он боялся, а у Валери Эвергрин) Гарри не запомнил – сознание милосердно оставило его.

Вольдеморт опоздал. Но зато теперь в его распоряжении оказалась палочка Гарри. И вся мощи вернувшейся в его полное владение магии.

Хозяин палочки тем временем лежал полуживой в лазарете и клял себя последними словами. Он помнил волну ненависти и презрения, которой окатил его Снейп перед тем, как ткань пространства разошлась, позволяя им ускользнуть от смерти, и впервые в жизни был согласен с профессором зельеделия: не было таких слов, какими он не награждал бы себя в порыве самоуничижения. Дебил, придурок, самонадеянный идиот. Как можно было потерять контроль и не сообразить, что нельзя, НЕЛЬЗЯ применять магию, никакую? Выискался, спаситель мира… Что теперь будет?

Жуткие картины будущего, иной, изменённой с его помощью истории, рисовались в распалённом воображении Гарри – вспышки «Авады Кедавры», косящие его друзей, разрушенный Хогвартс, или того хуже – Хогвартс под властью Вольдеморта, Хогвартс - школа Чёрной Магии, где детей магов учат мучить и убивать… А что станет с миром магглов? Не устроит ли Гриндельвальд нынешний в XI веке такое, что затмит злодеяния Генриха фон Гриндельвальда в XX? И какое отношение имеет страшный маг ХХ века к средневековой ипостаси Вольдеморта? Он его потомок? Или наоборот: Вольдеморт – потомок Гриндельвальда? Гарри запутался в этой иезуитской генеалогии, измученный мозг отказывался искать ответы на бессмысленные вопросы, и сон поглотил его, медленно, но верно, как трясина заблудшего путника. Последней мыслью, посетившей Гарри, была мысль о Снейпе, в этот момент спешившем, наверное, к Вольдеморту с горящим на предплечье Смертным Знаком.

***

- Знаешь что, Сью, - вдруг заявила Джинни. – Пойдем-ка, поищем мистрис Хуфльпуфф. Что-то долго она там копается, может, ей помочь нужно, а ты ведь понимаешь в травах. Гарри всё равно спит.

Сью безропотно поднялась и вслед за Джинни вышла из комнаты, а Гермиона удивленно проводила их взглядом: очень похоже было на то, что Джинни сознательно оставила их с Роном наедине, считая, что им давно уже пора откровенно поговорить. Где-то она была права, но Гермионе почему-то не очень хотелось расставлять точки над i именно сегодня. Рон, видимо, считал иначе. Как только в коридоре стихли шаги Джинни и Сьюзен, он решительно начал:

- Знаешь, Гермиона, я давно собирался тебе сказать, - тут на юношу напал приступ мучительного кашля, и чем больше он с ним боролся, тем сильней становился кашель; словно всё свое детство Рон провёл в рудниковой сырости. Наконец, Гермиона смирилась с тем, что инициативу в забуксовавшей беседе ей придётся перехватить.

- Ну, и о чём же ты давно хотел мне сказать? – со вздохом спросила она.

Кашель прошёл так же внезапно, как и начался.

- Я хотел попросить у тебя прощения, – лицо Рона стало неожиданно серьёзным. – Это и Гарри касается, но перед тобой я виноват гораздо больше…

Гермиона не стала спорить с очевидным – Рону было за что просить прощения – и просто испытующе посмотрела на него из-под длинных ресниц.