– Держи свою палочку, – Гарри достал её из своего кошеля. – И вот твой кошель-скрытень, я убедился, что в него вернули всё, что там было на момент твоей смерти, – Кошель Гермионы он извлёк из обычного кармана мантии. Гарри не хотелось класть бездонную сумку в бездонную сумку, пусть это и считалось безвредным при условии, что оба артефакта созданы с соблюдением всех мер предосторожности.
Гермиона взяла свою палочку, а затем и кошель. Её пальцы слегка тряслись, но каким-то образом движения всё равно смотрелись изящными.
– Так, что ещё… клятва, которую ты давала Дому Поттеров гласила, что ты должна служить «до самой смерти», значит, теперь ты свободна. И сразу после твоей смерти я заставил Малфоев публично объявить, что с тебя снимаются все обвинения в покушении на убийство Драко.
– Что ж, ещё раз спасибо, Гарри, – сказала Гермиона Грейнджер. – Это так мило с твоей стороны, да и с их тоже, полагаю, – она постоянно проводила пальцами по своим каштановым кудрям, словно приведение в порядок причёски могло вернуть здравый смысл в её жизнь.
– И последнее, пусть и не по значимости: я велел гоблинам начать строительство хранилища в Гринготтсе для Дома Грейнджер, – сообщил Гарри. – Я не стал класть туда деньги – решил, что лучше сначала посоветоваться с тобой. Но если ты собираешься стать супергероем, который исправляет определённые недостатки мира, не помешает, если люди будут считать, что ты принадлежишь к высшим слоям общества и, э-э, думаю, не повредит, если они будут знать, что ты можешь позволить себе адвокатов. Я могу положить в твоё хранилище столько золота, сколько ты захочешь, ведь после того, как Волдеморт убил Николаса Фламеля, Философский Камень оказался у меня.
– Кажется, мне следует потерять сознание, – тоненьким голосом сказала Гермиона, – вот только мои суперспособности мне не дают. И, кстати, откуда они у меня?
– Если тебя это устроит, в среду мистер Бестер начнёт учить тебя окклюменции. Он может заниматься с тобой ежедневно. А пока, думаю, будет лучше, чтобы истинный источник твоих способностей не всплыл наружу из-за того, что какой-нибудь легилимент посмотрит тебе в глаза. В смысле, очевидно же, что этому есть обычное волшебное объяснение, ничего
– Звучит мило, – сказала Гермиона Грейнджер. – Жду с нетерпением.
– Правда, прежде чем я смогу тебе рассказать самые опасные части этой истории, тебе придётся дать Нерушимый обет, что ты не сделаешь ничего, что может разрушить мир. То есть, я в буквальном смысле не способен тебе рассказать это без клятвы, потому что я сам дал Нерушимый обет. Тебя это устроит?
– Конечно, – кивнула Гермиона. – Почему бы это меня не устроило? Я всё равно не хочу разрушать мир.
– Может тебе снова надо присесть? – обеспокоенно спросил Гарри, потому что Гермиона начала слегка покачиваться, словно в ритме произносимых слов.
Гермиона Грейнджер сделала несколько глубоких вдохов.
– Нет, всё совершенно прекрасно, – ответила она. – Я должна знать о чём-нибудь ещё?
– На этом всё. Я закончил, по крайней мере, на сегодня, – Гарри немного помолчал. – Я осознаю, что ты хочешь добиваться всего сама, а не приходить на готовое. Просто… от тебя будет зависеть больше, чем от обычных героев, и самое разумное для меня – обеспечить тебя всеми преимуществами, какие я только могу тебе дать…
– Я прекрасно это понимаю, – сказала Гермиона. – Раньше я этого не понимала, но теперь, когда мне довелось проиграть бой и умереть, всё изменилось.
Ветерок пробежался по её каштановым волосам и мантии. Сейчас на фоне предрассветного неба она выглядела ещё более мирно, и с этим безмятежным видом она подняла руку и медленно сжала её в кулак.