Гарри Поттер и Наследники Слизерина

Вдруг Мисс Найтингейл неожиданно улыбнулась.

— Ладно, ребята, не вешайте нос, так держать. Если уж ваша правда так важна для вас, защищайте её до конца, но это будет сложно. Тут я вам уже не помощник. Оставайтесь здесь, буду спасать ситуацию.

Тайм–аут затянулся. Трибуны нетерпеливо гудели, все вытягивали шеи, силясь рассмотреть, что происходит в судейской ложе. Наконец Мисс Найтингейл поднялась в воздух над стадионом и объявила:

— В виду создавшейся на поле ситуации, – провозгласила она официальным тоном, – в силу вступает правило четыреста двенадцать – удаление обеих ловцов с поля. Ловцы Поттер и Чанг дисквалифицируются до конца сезона на основании правила… – её последние слова утонули в крике и рёве стадиона, поэтому никто не услышал, какое правило вступило в действие и на какой срок оно предписывало дисквалификацию на самом деле. Минут десять ушло на то, чтобы все угомонились, а Мисс Найтингейл невозмутимо продолжила:

— Игра продолжается как обычно. Снитч ловлю я на правах судьи. Очки за снитч плюсуются той команде, которая будет лидировать по очкам на момент поимки снитча. Уберите табло и не объявляйте вслух результаты, во избежание подозрений в том, что я подыгрываю той или иной команде. Игра! – и она поднялась над стадионом.

Сидя в судейской ложе ни жив ни мёртв, Гарри всё же невольно залюбовался красотой полёта Мелиссы, её профессионализмом. Она была рождена идеальным ловцом (Из вейл получаются лучшие ловцы – вспомнил Гарри кусочек статьи из учебника по не–совсем–людям), но была лишена этого права из‑за какого‑то дурацкого правила.

Мелиссе хватило четырёх минут, чтобы поймать снитч. При этом три из них она красовалась, выделывая разные трюки, а потом вошла в крутое пике и, сделав легендарный финт Вронского, поймала снитч у самой земли, легко соскочив со своего древнего Чистомёта и театрально поклонившись.

Трибуны взорвались аплодисментами. Мадам Трюк кинулась обнимать Мелиссу и громко заверять её, что на своём веку не припоминала никого, кто играл бы вполовину так же хорошо, как она, кроме, пожалуй что… Конец фразы утонул в победных криках когтевранцев, потому что объявили результаты, по которым сто пятьдесят очков прибавляли им. В итоге Когтевран выиграл с разгромным счётом 350 : 100.

Похоже, что в этом году Гриффиндору не видать не только кубка по квиддичу, но и победы в межфакультетском соревновании, – убито думал Гарри, еле–еле переставляя ноги по дороге со стадиона в гостиную.

Это была поистине поступь позора. Ещё ни разу Гарри не было так плохо после матча. Он ломал руку, вывихивал плечо, падал с большой высоты, но так плохо ему ещё ни разу не было.

Лучше бы я упал и насмерть расшибся, честное слово… – думал он горестно.

Никто не подбегал к нему как обычно. Никто не кидался обниматься, никто не хлопал его по плечу, не трепал по голове, не жал руку, как всегда бывало раньше после игры. Никто даже не обратил внимания на то, что он медленно бредёт с поля один. Команда его просто проигнорировала, Гермиона ни разу не посмотрела в его сторону, утешая Рона, который пропустил так много мячей. Джинни ругалась с Колином по поводу пропущенных им пасов. На Гарри, прошедшего мимо, они не обратили никакого внимания, будто он вообще никогда и не был в их команде и вообще учился на другом факультете.

Как и следовало ожидать, ему объявили бойкот. Большой бойкот.

Глава 29. Настоящие друзья.

С Гарри уже две недели никто не разговаривал. Даже Рон. Даже Гермиона. Даже Джинни.

Ты же капитан! Как ты мог так подвести команду?! Ты поставил на карту нашу честь, честь Гриффиндора, и ради чего? Ради кого? Ради девчонки, с которой только ленивый не встречался… – отдавались в голове Гарри злые и горькие, но от этого не менее справедливые, упрёки. И это всё была правда…

Рон объявил его предателем. Гермиона произнесла гневную обличительную речь о при–оритете интересов общества над личными эгоистическими интересами. Джинни так на него посмотрела, будто недоумевала, как она вообще когда‑то умудрилась влюбиться в такое ничтожество. Он стал изгоем, парией, неприкасаемым. На него смотрели с отвращением, словно он стал тараканом, слизняком или флоббер–червём. В столовой Гарри сидел один, упрямо уставившись в тарелку, будто там происходило что‑то невероятно интересное, на уроки он тоже ходил один. Его не замечали, им не интересовались, его полностью игнорировали, его выбросили из памяти в мусорное ведро.

Сириус зачем‑то отправился на Гриммуальд Плейс в свой родовой замок, Мисс Най–тингейл была чем‑то сильно занята, и они виделись теперь только на уроках. Хотя она и посоветовала им не вешать нос, на душе у Гарри было так гадко и противно, словно туда вылили бочку драконьего навоза.

Чжоу где‑то пряталась, Гарри её ни разу не видел, кроме как в столовой. Она его явно избегала, будто в её дисквалификации был виноват он, а не она сама решила подыграть его команде.