Гарри Поттер и Обитель Бессмертия

Малфой остался непоколебим: он ничего не помнил, но не преминул высказать, что все, о чем рассказал Гарри — «просто ужасно». Но, во всяком случае, Гарри уже не чувствовал себя таким болваном. Показания Невилла, Рона, Гермионы, Билла и авроров подтверждали, что Драко вышел из башни в сопровождении Снейпа несколькими минутами ранее Гарри. Пока Билл рассказывал о том, как Грэйбек его покусал, с лица Малфоя не сходило вполне убедительное страдальческое выражение. Гарри едва сдерживался. Был момент, когда Гарри показалось, что ситуация сдвинулась с мертвой точки. Министр попросил Малфоя рассказать, чем же все-таки он занимался весь год, если не чинил переходящий шкаф, не планировал покушения на Дамблдора и не впускал в школу сторонников Волдеморта. Но со слов Драко выходило, что он, паршивец, «учился, и в общем-то не делал ничего такого особенного». Так же оценили ситуацию и Крэбб с Гойлом.

— Почему, как Вы предполагаете, Вы отправились в башню с Северусом Снейпом, мистер Малфой? — почти любезно осведомился министр.

— Но ведь он был наставником моего сына! — сокрушенно выдохнула миссис Малфой, и по ее щекам растекся яркий румянец.

От Гарри не укрылось, что мистер Уизли при этом покачал головой. Воспользовавшись тем, что Скримджер принялся разглагольствовать, что, действительно, Дамблдор крайне неосторожно выбирал сотрудников для работы в «Хогвартсе», и родители вправе быть этим недовольными, и все прочее, чего Гарри не хотел слушать, юноша взглядом спросил отца Рона, в чем дело.

— Неужели ты сам не видишь, Гарри? — выдал мистер Уизли. — Она ведь производит сильное впечатление на заседателей.

Придирчиво приглядевшись к сидящим на балконе магам, Гарри вынужден признать, что мистер Уизли, скорее всего, прав. Он был убежден, что, если бы мать Драко так же кривила нос и морщила губы, как на матче кубка мира по квиддичу, вряд ли все эти колдуны так охотно пялились бы на нее. Сам Гарри считал, что до конца жизни теперь возненавидит белобрысые патлы. Словно в насмешку, председатель между тем напомнил Драко, что свидетельство Гарри Поттера кое-чего стоит.

— Да он меня терпеть не может, это куча народу подтвердит, — выкрикнул в ответ Малфой, и добавил чуть менее внятно: — Как и я его. А Уизли с ним заодно, верный оруженосец!

— Довольно, юноша, — гаркнул на него министр. — Я думаю, самое время выслушать авторитетных преподавателей.

На свидетельское место вызвали профессора МакГонагол, и та, почти не разжимая губ, признала, что «между учениками Поттером и Малфоем действительно существовала неприязнь», объясняемая, с ее точки зрения, соперничеством колледжей и квиддичных команд. Лично она никогда не находила в этом ничего странного. Кроме того, профессор, разумеется, подтвердила, что Поттер с Уизли дружат с первого курса. Пока она, сдерживая негодование, уверяла уважаемое собрание, что «Поттер вполне адекватен и никогда не стал бы придумывать того, чего не видел», Гарри от души сожалел, что его завуч такая принципиальная и честная. «Ну что стоило сказать, что Малфой гад?! Это даже и не ложь», — искренне считал юноша.

От Слагхорна уважаемое собрание добилось признания в глубочайшем восторге от того, что ему выпала честь обучать знаменитого Гарри Поттера, ради чего он, собственно, и вернулся в школу, хотя по годам заслужил отдых. Малфой был им охарактеризован как «менее способный ученик», и если кому нужны были доказательства предвзятости почтенного зельевара, то его речь так и переливалась ими.

Но дальше оказалось хуже. Мадам Трюк не преминула поведать миру об отвратительной драке, состоявшейся между Малфоем, с одной стороны, и Гарри и близнецами Уизли — с другой на пятом курсе. Периодически ее рассказ прерывался возмущенными комментариями миссис Малфой, а мистер Уизли покраснел до корней волос.

— Он сам напросился, — прошептал ему Гарри сквозь собственный зубовный скрежет.

Такого поворота он не ожидал. Очень быстро Уизенгамоту удалось установить, что при желании можно отыскать предостаточно свидетелей, готовых с полной уверенностью заявить, что он и Драко никогда не ладили. Гриффиндорец ушам своим не верил. Его самого даже вызвали на свидетельскую трибуну по этому поводу.

— И чем же Вы, мистер Поттер, объясните свою неприязнь к мистеру Малфою? — спросил председатель и тут же спохватился: — при условии, конечно, что Вы ее признаете?

— Признаю, — четко произнес Гарри. — Дело в том, что мистер Малфой всегда был лояльно настроен к черной магии и делу лорда Волдеморта. А я… я не мог этого спокойно терпеть, — закончил он, в бессильной ярости. После всего, что о нем здесь наговорили, все это звучало как позерство и глупость. К тому же то, что он произнес имя Темного лорда, заставило Уизенгамот содрогнуться. Председатель, сам придя в себя от ужаса и призвав зал к порядку, задал тот же вопрос Малфою. Тот добросовестно наморщил лоб, и Гарри вытянул шею, демонстрируя огромное желание услышать версию Малфоя. Очередная мерзкая выходка со стороны слизеринца не заставила себя ждать.