Гарри Поттер и Огненная Чаша

Дверь открылась. Гермиона сказала было: «Ну наконе…» и тут же осеклась, потому что оказалось, что она стоит лицом к лицу вовсе не с Огридом, а с Альбусом Думбльдором.

— Добрый день, — вежливо поздоровался тот, улыбаясь.

— Мы… э-э-э… хотели повидать Огрида, — очень робко объяснила Гермиона.

— Да, это я уже понял, — лукаво блеснул глазами Думбльдор. — Почему бы вам не зайти?

— О… хм… да, — промямлила Гермиона.

Ребята вошли в хижину. Клык с сумасшедшим лаем набросился на Гарри и попытался облизать ему уши. Гарри кое-как отбился и обвёл глазами помещение.

Огрид сидел за столом, на котором стояли две кружки с чаем. Выглядел он ужасно: глаза опухшие, лицо в красных пятнах… что касается волос, то он впал в другую крайность и больше вообще не причёсывался, на голову ему словно нахлобучили моток спутанной проволоки.

— Привет, Огрид, — поздоровался Гарри.

Огрид поднял голову.

— 'Вет, — просипел он.

— Ещё чаю, я полагаю, — сказал сам себе Думбльдор, закрыл за гостями дверь, достал волшебную палочку и принялся, будто играючи, вертеть её между пальцами. В воздухе возник вращающийся поднос с чайными приборами и блюдом пирожных. Думбльдор сделал так, чтобы поднос приземлился на стол. Все расселись. После непродолжительной паузы Думбльдор заговорил:

— Огрид, ты слышал, что кричала за дверью мисс Грэнжер?

Гермиона порозовела. Думбльдор улыбнулся ей и продолжил:

— Как видишь, и Гермиона, и Гарри, и Рон по-прежнему хотят с тобой общаться, даже жаждут — судя по упорству, с которым они пытались взломать дверь.

— Конечно, хотим! — в упор посмотрел на Огрида Гарри. — Ты же не думаешь, что слова этой коровы… извините, профессор, — поспешно прибавил он, поглядев на Думбльдора.

— Прости, Гарри, я отключился и совсем не слушал, что ты говоришь, — прикинулся дурачком Думбльдор, устремляя взгляд в потолок и вращая большими пальцами.

— А… понятно, — робко пробормотал Гарри. — Я только хотел сказать… Огрид, как ты мог подумать, что слова этой… женщины… имеют для нас хоть какое-то значение?

Из чёрных глаз-жуков выкатились две крупные слезы и медленно уползли в косматую бороду.

— Живое доказательство моих слов, — вставил Думбльдор, упорно не отрывающий взгляда от потолка. — Я же показал тебе бесчисленное множество писем от родителей, которые помнят тебя со времени собственного обучения в школе. Все они в весьма недвусмысленных выражениях заявляют, что, если я вздумаю тебя уволить, им будет что сказать по этому поводу…

— Не все, — хрипло пробасил Огрид, — не все так думают.

— Знаешь ли, Огрид, если тебе требуется признание вселенского масштаба, то, боюсь, тебе придётся оставаться дома очень и очень долго, — сквозь стёкла-полумесяцы Думбльдор сурово и пристально уставился на Огрида. — С того момента, как я стал директором этой школы, не проходит недели, чтобы я не получил по крайней мере одну сову с жалобами на то, насколько не правильно я ею управляю. Что же прикажешь делать? Забаррикадироваться в кабинете и ни с кем не разговаривать?

— Но вы… вы же не полугигант! — надтреснуто каркнул Огрид.

— Огрид, да ты посмотри на моих родственников! — не выдержав, завопил Гарри. — На Дурслеев посмотри!

— Верно подмечено, — кивнул профессор Думбльдор. — Или вот мой братец, Аберфорс. Его привлекли за применение неподобающих заклятий в отношении козы. Об этом было во всех газетах. Но разве Аберфорс стал прятаться? Нет, он ходил с гордо поднятой головой и продолжал заниматься своими делами! Правда, я не совсем уверен, что он умеет читать, так что, возможно, это была вовсе не храбрость…

— Возвращайся и учи нас дальше, — тихо попросила Гермиона, — пожалуйста, возвращайся, мы без тебя скучаем.

Огрид громко сглотнул. Слёзы безудержно лились по его щекам и пропадали в бороде. Думбльдор поднялся.

— Я отказываюсь принимать твою отставку, Огрид, и рассчитываю в понедельник увидеть тебя на рабочем месте, — объявил он. — Жду тебя к завтраку в Большом зале в восемь тридцать. И никаких отговорок. Желаю всем доброго дня.

Думбльдор, остановившись на секундочку почесать Клыка за ухом, вышел. Едва за ним закрылась дверь, Огрид уткнулся в огромные, каждая размером с крышку мусорного бака, ладони и разразился рыданиями. Гермиона похлопывала его по руке до тех пор, пока он не поднял голову — глаза были очень красные — и не сказал:

— Хороший человек, Думбльдор… хороший человек…

— Эт-точно, — подтвердил Рон. — А можно мне пирожное, а, Огрид?

— Угощайся, — кивнул Огрид, утирая слёзы тыльной стороной руки. — Он, яс'дело, прав… да вы все правы… я себя как дурак вёл… папаше б за меня стыдно было… — по лицу снова покатились слёзы, но Огрид с ожесточенностью отёр их и сказал:

— А я вам фотку моего старика не показывал, нет?… Сейчас…

Он встал, подошёл к комоду, открыл ящик и достал фотографию дядьки-коротышки с огридовыми глазами и морщинками вокруг них. Сидя на плече у сына, коротышка весело улыбался. Они снялись перед яблоней, по сравнению с которой становилось понятно, что рост Огрида не может быть меньше семи-восьми футов, но лицо было юное, круглое, гладкое, безбородое — мальчик никак не старше одиннадцати.