Гарри Поттер и Орден Феникса

Гарри тоже был поражён до глубины души. Тётя Петуния никогда не упоминала о сестре — лишь однажды в истерике кричала, что мать Гарри была ненормальной. И вот надо же, столько лет хранит в памяти какие-то обрывочные сведения о колдовском мире — хотя так старается отрицать самое его существование.

Дядя Вернон открыл рот. Потом закрыл. Потом снова открыл, снова закрыл, а затем, с явным трудом припоминая, как люди разговаривают, открыл в третий раз и прокаркал:

— Так... так... они... э-э... и правда... э-э... существуют? Эти... э-э... демей... как их там?

Тётя Петуния кивнула.

Дядя Вернон поочерёдно обводил глазами всех, точно надеясь, что скоро кто-нибудь закричит: «С первым апреля!» Не дождавшись, он в очередной раз открыл рот, но от необходимости подбирать слова его избавило прибытие третьей за вечер совы. Мохнатым пушечным ядром птица влетела в открытое окно и шумно приземлилась на кухонный стол. Дурслеи так и подскочили от испуга. Гарри выхватил из совиного клюва официальное на вид послание и сразу надорвал конверт, а сова бесшумно вылетела из дома и скрылась в ночи.

— Хватит с нас этих — гадских — сов, — рассеянно пробормотал дядя Вернон, протопал к окну и опять с грохотом его захлопнул. 

Уважаемый м-р Поттер!

В дополнение к нашему письму от сего числа сего года, отправленному приблизительно 22 минуты назад, сообщаем, что министерство магии пересмотрело своё решение касательно уничтожения Вашей волшебной палочки. Вы имеете право сохранять её у себя вплоть до дисциплинарного слушания Вашего дела, которое состоится 12 августа и на котором относительно Вас будет принято окончательное официальное решение.

Также доводим до Вашего сведения, что после беседы с директором школы колдовства и ведьминских искусств «Хогварц» министерство согласилось отложить рассмотрение вопроса о Вашем исключении вплоть до вышеупомянутого слушания. В настоящее время и до поступления дальнейших распоряжений Вы считаетесь отстранённым от занятий.

С наилучшими пожеланиями, искренне Ваша,

Мафальда Хопкёрк

Отдел неправомочного использования колдовства

Министерство магии

Гарри перечитал письмо три раза подряд. От того, что вопрос об исключении не решён окончательно, ему полегчало, и узел отчаяния в груди чуточку ослаб, но страх тем не менее остался. Теперь всё зависело от дисциплинарного слушания двенадцатого августа.

— Ну? — напомнил о своём существовании дядя Вернон. — Что новенького? Посадят тебя или как? Смертная казнь-то у вас вообще бывает? — с воодушевлением добавил он после короткого раздумья.

— Мне назначили слушание, — ответил Гарри.

— И там тебя приговорят?

— Наверное.

— Значит, будем жить надеждой, — съязвил дядя Вернон.

— Ладно, если это всё... — сказал Гарри поднимаясь. Ему было просто необходимо побыть одному, подумать и, может быть, написать Рону, Гермионе или Сириусу.

— НЕТ УЖ, ДУДКИ! НИКАКОЕ НЕ ВСЁ! — загремел голос дяди Вернона. — СЯДЬ НАЗАД!

— Что ещё? — недовольно спросил Гарри.

— ДУДЛИ, ВОТ ЧТО! — орал дядя Вернон. — Я хочу точно знать, что произошло с моим сыном!

— ОТЛИЧНО! — потеряв терпение, закричал Гарри, и из волшебной палочки посыпались красные и золотые искры. Все трое Дурслеев испуганно съёжились. — Мы с Дудли были в проходе между Магнолиевым проездом и Глициниевым переулком. — Стараясь справиться с раздражением, Гарри заговорил очень быстро. — Дудли стал задираться, я достал палочку, но не воспользовался ею. Тут появились два дементора...

— Но кто такие эти... дементы? — гневно перебил его дядя Вернон. — Чем они ЗАНИМАЮТСЯ?

— Я же сказал — высасывают из тебя счастье, — ответил Гарри. — А если могут, запечатлевают Поцелуй.

— Поцелуй? — вытаращил глаза дядя Верноy. — Поцелуй?

— Это так называется. Когда они высасывают душу через рот.

Тётя Петуния тихо вскрикнула.

— Душу?

— Они же не забрали... нет... у него ведь осталась?..

Она схватила сына за плечи и стала трясти, словно надеясь услышать, как загрохочет внутри его душа.

— Конечно, не забрали — если бы забрали, вы бы сразу поняли, — устало сказал Гарри.

— Значит, ты задал им жару, да, сын? — громко заговорил дядя Вернон, явно стремясь вернуть разговор в понятное ему русло. — Показал, почём фунт лиха, правда?