Гарри Поттер и Орден Феникса

— МНЕ — ВСЕ РАВНО! — Гарри закричал так громко, что он почувствовал, что его горло может разорваться, и на секунду, ему захотелось подскочить к Дамблдору и ударить его тоже, разбить это спокойное старое лицо, поколебать его, уязвить его, заставить его почувствовать хотя бы крошечную долю того ужаса, который был внутри него.

— О, да, тебе не все равно, — произнес Дамблдор, еще более спокойно. Теперь ты потерял свою мать, отца, и самого близкого, родного человека, которого ты когда-либо знал. Конечно же тебе не все равно.

— ВЫ НЕ ЗНАЕТЕ, ЧТО Я ЧУВСТВУЮ! — орал Гарри. — ВЫ — СТОЯЩИЙ ТАМ… ВЫ…

Но слов больше не хватало, и от уничтожения вещей больше не было толку, ему хотелось бежать, бежать не оглядываясь и оказаться где-нибудь, где он не будет видеть эти ясные синие глаза, смотрящие на него, это ненавистное спокойное старое лицо.

Он повернулся на каблуках, подбежал к двери, опять схватился за дверную ручку и дернул за нее.

Но дверь не открылась. Гарри развернулся к Дамблдору.

— Освободите меня — произнес он. Он дрожал с головы до пят.

— Нет — ответил Дамблдор просто.

В течение нескольких секунд они глядели друг на друга.

— Освободите меня — опять произнес Гарри.

— Нет — повторил Дамблдор.

— Если вы этого не сделаете, если вы будете удерживать меня здесь, если вы меня не отпустите…

— В любом случае можешь продолжать уничтожать мое имущество. — сказал Дамблдор отчетливо. Осмелюсь заметить, у меня его слишком много.

Он обошел вокруг стола и присел за ним, наблюдая за Гарри.

— Освободите меня — произнес Гарри ледяным и почти столь же спокойным как у Дамблдора голосом.

— Нет, пока я не выскажусь — ответил Дамблдор.

— Вы — и вы думаете, что я хочу, вы думаете, что я соглашусь — МНЕ ВСЕ РАВНО, ЧТО ВЫ СКАЖЕТЕ! — орал Гарри. — Я не хочу ничего слышать от вас!

— Ты будешь — произнес Дамблдор настойчиво. Поскольку ты пока не настолько зол, каким можешь быть. Если ты нападешь на меня, а я знаю — ты близок к этому, я хотел бы полностью это заслужить.

— О чем вы говорите?

— Это я виноват в том, что Сириус умер — отчетливо произнес Дамблдор. Или, вернее сказать, это почти полностью моя вина. Я не настолько высокомерен, чтобы взять на себя всю ответственность. Сириус был храбрым, умным и энергичным человеком, а такие люди обычно не соглашаются сидеть дома в бегах, в то время как другие, как они полагают, подвергаются опасности. Однако ты не должен не на минуту поверить в то, что была необходимость в твоем посещении Отдела Тайн сегодня вечером. Если бы я был откровенен с тобой, Гарри, так как я должен был бы быть, ты знал бы давным-давно, что Вольдеморт будет стараться заманить тебя в Отдел Тайн, и ты никогда бы не поддался на его уловку и не пошел бы туда сегодня вечером. И Сириус не пошел бы за тобой. И это вина лежит на мне, на мне одном.

Рука Гарри все еще находилась дверной ручке, но он не сознавал этого. Он пристально глядел на Дамблдора, едва дыша, слушая, и едва ли понимая то, что услышал.

— Пожалуйста, сядь — сказал Дамблдор. Это был не приказ, это была просьба. Гарри пошатывался, когда он медленно брел через комнату, засыпанную теперь серебряными осколками и кусками древесины, и сел лицом к столу Дамблдора.

— Так ли я понял — медленно произнес Финеас Нигеллус после ухода Гарри — мой праправнук — последний из Блэков, — мертв?

— Да, Финеас — сказал Дамблдор.

— Я не верю этому — резко ответил Финеас.

Гарри повернулся вовремя, чтобы увидеть Финеаса покидающего портрет, он знал, что тот пошел навестить другие картины в поместье Гримволд. Он бы шел, вероятно, от портрета к портрету, через весь дом призывая Сириуса.

— Гарри, я задолжал тебе объяснение — сказал Дамблдор. Объяснение ошибок старика. Поскольку теперь я вижу, что все то, что я сделал и не сделал в отношении тебя, несет отпечаток неудач возраста. Юноше не дано понять как думает и чувствует старик. Но старики виноваты, если они забывают как это — быть молодыми… и я, кажется, в последнее время забыл…

Солнце теперь было высоко, над горами показался край великолепного апельсина, а небо над ним было бесцветным и сияющим. Свет упал на Дамблдора, на серебро его бровей и бороды, на морщины, взбороздившие его лицо.

— Пятнадцать лет назад, когда я увидел шрам на твоем лбу, я предположил, что это может означать — сказал Дамблдор. — Я предположил, что знак связи, соединившей тебя и Вольдеморта.

— Вы говорили мне это раньше, профессор — сказал Гарри прямо. Он не боялся показаться грубым. Его не волновало бы и нечто большее.

— Да, — ответил Дамблдор извиняющимся тоном. — Да, но понимаешь, необходимо начать с твоего шрама. Поскольку, вскоре после того, как ты воссоединился с волшебным миром, стало очевидным что я был прав, и твой шрам предупреждал тебя, когда Вольдеморт был рядом с тобой, или когда ты ощущал его сильные эмоции.

— Я знаю. — сказал Гарри устало.

— И эта твоя способность — выявлять присутствие Вольдеморта, даже когда он замаскирован, и знать то, что он чувствует, когда он эмоционально возбужден — стала более явной с тех пор, как Вольдеморт вернул себе тело и полную силу.