Гарри Поттер и Принц-полукровка

— Я думал, сразу за грядкой с тыквами, — сипло ответил тот. — Я уже выкопал… это самое… могилку. Наверное, надо сказать пару добрых слов над ним — всякие там хорошие воспоминания…

Его голос задрожал, и Хагрид умолк. В дверь постучали. Хагрид пошёл открывать, по пути сморкаясь в большой и грязный носовой платок. На пороге появился Хорохорн с бутылками; теперь на нём был мрачный чёрный галстук.

— Хагрид, — похоронным голосом начал профессор, — примите мои соболезнования по поводу вашей утраты.

— Очень любезно с вашей стороны, — ответил Хагрид. — Премного благодарен. И спасибо, что не наказали Гарри…

— Даже не думал об этом! — возразил Хорохорн. — Печальный вечер, печальный… Где же несчастное создание?

— Там, — дрожащим голосом ответил Хагрид. — Пошлите, что ли?

Все трое вышли к грядкам за хижиной. Луна бледно сияла сквозь ветви деревьев. Её свет, смешиваясь со светом из окон Хагрида, озарял тело Арагога на краю глубокой ямы, рядом с десятифутовой насыпью только что выкопанной земли.

— Потрясающе! — восхитился Хорохорн, приблизившись к голове паука. Восемь белёсых глаз безучастно смотрели в небо, а два огромных загнутых жвала неподвижно блестели в лунном свете. Когда Хорохорн наклонился над ними якобы для того, чтобы лучше разглядеть гигантскую волосатую голову, Гарри послышалось звяканье бутылок.

— Не каждый может оценить красоту таких существ, — сказал в спину Хорохорна Хагрид; из его окружённых морщинками глаз лились слёзы. — Не знал, что вы тоже ими интересуетесь, Гораций.

— Интересуюсь? Мой дорогой Хагрид, я преклоняюсь перед ними, — ответил Хорохорн, отходя от тела. Гарри увидел, как сверкнула бутылка, исчезая под плащом, хотя Хагрид, снова вытиравший слёзы, ничего не заметил. — Приступим, пожалуй, к погребению?

Хагрид кивнул и вышел вперёд. Он поднял гигантского паука на руки и, зарычав от натуги, скатил в тёмную яму. Тот ударился о дно со зловещим скрипом. Хагрид опять зарыдал.

— Разумеется, вам тяжело, ведь вы лучше всех знали его, — произнёс Хорохорн и похлопал Хагрида по локтю, поскольку, как и Гарри, выше дотянуться не мог. — Позвольте мне сказать несколько слов…

Профессору зельеварения, наверное, удалось нацедить с Арагога много отличного яда, подумал Гарри, поскольку довольная ухмылка не сходила с лица Хорохорна, когда тот шагнул к краю могилы, чтобы медленно и внушительно проговорить:

— Прощай, Арагог, король арахнидов, чью долгую и верную дружбу не забудут те, кто знал тебя! Пусть тело твоё исчезнет, но дух твой будет вечно обитать в безмолвных, затянутых паутиной, уголках родного леса. Пусть многоглазые потомки твои процветают, а человеческие друзья утешатся после понесённой ими утраты.

— Это было… Это было… великолепно! — взвыл Хагрид и рухнул в компостную кучу, разрыдавшись ещё безутешней.

— Ну, довольно, довольно! — пробормотал Хорохорн и взмахнул палочкой. Огромная груда земли поднялась, а затем с мягким стуком упала на мёртвого паука, образовав аккуратный могильный холмик.

— Давайте зайдём внутрь и выпьем. Гарри, бери его за другую руку… Вот так… Поднимайтесь, Хагрид… Отлично…

Они усадили Хагрида в кресло у стола. Клык, который все похороны прятался в своей корзине, теперь тихо подошёл к ним и, как обычно, положил тяжёлую голову на колени к Гарри. Хорохорн откупорил одну из принесённых бутылок с вином.

— Я проверил их все на яд, — заверил он Гарри, вылив почти всю бутылку в одну из кружек, больше смахивающую на ведро, и передавая её Хагриду. — После несчастья с твоим другом Рупертом я заставил домового перепробовать вино из каждой бутылки.

Гарри тут же представил себе, какое выражение появилось бы на лице Эрмионы, узнай она о таком надругательстве над домовыми, и решил ничего ей об этом не говорить.

— Это тебе, Гарри… — сказал Хорохорн, разделив содержимое второй бутылки на две кружки. — А это мне. Ну, — он поднял свою кружку, — за Арагога!

— За Арагога! — хором повторили Гарри и Хагрид.

И Хорохорн, и Хагрид выпили до дна. Гарри же, каждый шаг которого продолжал озаряться Зельем удачи, понял — пить нельзя, а потому лишь притворился, что пригубил, и вернул кружку на стол.

— Знаете, я ведь вырастил его из яйца, — скорбно сказал Хагрид. — Он вылупился совсем крошечным паучонком, не больше пекинеса.

— Какая прелесть! — восхитился Хорохорн.

— В школе я обычно держал его в шкафу, пока… ну…

Лицо Хагрида помрачнело, и Гарри знал, почему: это Том Ребус подстроил всё так, чтобы Хагрида исключили из школы, обвинив в том, что он открыл Потайную комнату. Однако Хорохорн, похоже, не слушал; он уставился на потолок, где висели медные котелки и длинные шелковистые мотки белоснежных волос.

— Хагрид, это, случайно, не волосы единорогов?

— Ну да, — равнодушно отозвался тот. — Они ж, единороги, цепляются за ветки и всё такое в лесу, вот волосы из хвостов и выдираются.

— Но, мой дорогой друг, вы хоть представляете, сколько они стоят?

— Я ими зверьё перевязываю, если кто поранится, — ответил Хагрид, пожимая плечами. — Довольно удобно, они ж такие крепкие.