– Дошло? – прошептал он. – Этим именем я пользовался еще в «Хогварце» – разумеется, его знали только самые близкие друзья. Думаешь, я бы согласился вечно довольствоваться мугловым именем моего отвратительного папаши? Я, кто с материнской стороны унаследовал кровь самого Салазара Слизерина? Чтобы я сохранил имя убогого, грязного мугла, который бросил меня еще до моего рождения, оттого лишь, что жена его оказалась ведьмой? Нет, Гарри, я создал себе новое имя и знал, что в один прекрасный день его побоятся даже произносить другие колдуны, а сам я стану величайшим магом всего мира!
В мозгу у Гарри произошел сбой. Он безмолвно глядел на Реддля, мальчика-сироту, который вырос и убил родителей Гарри, а также многих-многих других людей… Наконец он заставил себя заговорить.
– Нет. Ты – нет, – с ненавистью тихо сказал он.
– Что нет? – рявкнул Реддль.
– Ты – не величайший маг всего мира, – объяснил Гарри, учащенно дыша. – Жаль тебя разочаровывать и все такое, но величайший маг всего мира – Альбус Думбльдор. Все так говорят. Ты не пытался захватить «Хогварц», даже когда был полон сил. Думбльдор видел тебя насквозь, когда ты здесь учился, и ты боишься его сейчас, где бы ни прятался…
Улыбка исчезла с губ Реддля, лицо весьма неприятно исказилось.
– Думбльдора выгнали из замка при одном лишь
– Не так уж его и выгнали! – парировал Гарри. Он говорил наобум, пытаясь напугать Реддля, скорее желая, чем веря, что говорит правду…
Реддль открыл было рот, но замер.
Откуда-то полилась музыка. Реддль круто обернулся и вперил взор в пустоту Комнаты. Музыка становилась громче. От таинственных, неземных звуков мороз подирал по коже; у Гарри волосы встали дыбом, а сердце словно расширилось вдвое. Затем, когда тон достиг немыслимой высоты и завибрировал в грудной клетке, из вершины ближайшей колонны вырвались языки пламени.
Прямо из воздуха под сводчатым потолком возникла малиновая птица размером с лебедя. Она старательно выводила странную мелодию. Ее роскошный хвост, длинный, как у павлина, отливал золотом, а в сверкающих золотых когтях был зажат драный сверток.
Птица устремилась прямо к Гарри, уронила сверток к его ногам, тяжело опустилась ему на плечо и сложила огромные крылья. Гарри покосился на нее и увидел длинный острый клюв и круглый черный глаз.
Птица замолчала. Она сидела очень тихо, грея Гарри щеку, и в упор смотрела на Реддля.
– Это феникс… – заметил Реддль, пристально вглядываясь в птицу.
–
– А
И впрямь. Залатанная, потрепанная и грязная, Шляпа-Распредельница неподвижно лежала у ног Гарри.
Реддль захохотал. Он так зашелся от смеха, что в темном зале задрожали стены, будто смеялся не один Реддль, а целых десять…
– Так вот что Думбльдор прислал своему защитнику! Певчую птичку и старую Шляпочку! Ну как, ты теперь храбрее, Гарри? Ты спасен?
Гарри не ответил. Он не понимал, что пользы от Янгуса или от Шляпы-Распредельницы, но ему больше не было одиноко. Его уверенность росла; он ждал, когда Реддль отсмеется.
– К делу, Гарри, – сказал наконец тот, все еще широко улыбаясь. – Дважды – в твоем
Гарри лихорадочно взвешивал свои шансы. У Реддля – палочка. У него, у Гарри, – Янгус и Шляпа-Распредельница. Ни то ни другое не очень-то годится для дуэли. Да уж, дело труба… чем дольше Реддль стоит здесь, тем больше жизни вытекает из Джинни… а между тем, заметил Гарри, фигура Реддля все четче, сам он все плотнее… Если уж им суждено сразиться – чем скорее, тем лучше.
– Никто не знает, почему ты потерял колдовские силы, когда пытался убить меня, – резко ответил Гарри. – Я тоже не знаю. Но я знаю, почему ты не смог
Лицо Реддля исказилось. Затем он сложил губы в жуткую улыбку.
– Вот, стало быть, как. Твоя мать отдала за тебя жизнь. Согласен, это сильное контрзаклятие. Теперь ясно… значит, в тебе нет ничего особенного. Видишь ли, я никак не мог понять. Между нами есть нечто до странности общее. Да ты, верно, и сам заметил. Оба полукровки, сироты, воспитаны у муглов. Оба змееусты – возможно, единственные в «Хогварце» после великого Слизерина. Мы даже
Сжавшись, Гарри ждал, когда Реддль взмахнет палочкой. Но кривая улыбка Реддля снова стала шире.